– Видите ли, на отношение Айка ко мне повлияло некое событие. Мне поступило предложение. Правда, сумма значительно меньше той, на которую я претендовал, но я-то в курсе, что последняя была сильно завышена. Главное, они признали, что я имею право на эти деньги, поскольку мой отец внес существенный вклад в развитие «Ламаар энтерпрайзис».
– Дэнни, я был бы очень рад расписаться в собственной причастности к вашему делу, однако, честное слово, это не моя заслуга.
– Не прибедняйтесь, Майк, – возразил Иг. – Юрист из «Ламаар» уверял, что Айк Роуз очень вас ценит. Наверно, вы сказали Роузу нечто такое, что заставило его изменить мнение обо мне.
– Я сказал только, что вы пытались помочь следствию. Если уж на то пошло, я полагаю, что именно наш с вами разговор в Вудстоке и направил меня по верному следу. Возможно, я сообщил об этом Айку.
– Видимо, все было именно так, – усмехнулся в трубку Иг. – Спасибо.
Вечер выдался теплый, и мы с Андре отправились на небольшую пробежку. По возвращении я разобрал стопку счетов, скопившихся за время моего отсутствия, потом затеял постирушку, прибрал в холодильнике и в половине двенадцатого наконец лег. Я уже засыпал, когда вспомнил, что сегодня за день. Я включил телевизор и ровно до полуночи смотрел «События вечера».
В полночь я выключил телевизор, выбрался из-под одеяла, открыл деревянную шкатулку, стоявшую на туалетном столике Джоанн, и провел пальцем по гравировке «Майк и Джоанна… пока смерть не разлучит нас».
Официально восемнадцатое число уже наступило. Сегодня я должен был читать письмо № 7, которое вероломно вскрыл еще несколько недель назад. Я не мог ждать июня, чтобы прочесть следующее письмо, и тем более июля, чтобы прочесть последнее. Я достал письма № 8 и № 9.
Глава 115
На конверте я увидел большую восьмерку. В верхнем ее круге Джоанн изобразила улыбающуюся мордашку. В нижнем – мордашку печальную. Таким образом, восьмерка наполнилась философским смыслом.
На первой странице стояла дата – 14 октября, то есть Джоанн писала за четыре дня до смерти. Бумага была желтая – видимо, такую выдали в больнице, ручка – черная шариковая. Джоанн больше не заботилась об аккуратности. Буквы расползались, а если Джоанн делала описку или передумывала, она просто зачеркивала ненужные слова и продолжала писать дальше.