Фабрика кроликов

– Он вам сам позвонит. Не отключайте телефон, который я вам прислала. Но мне больше с него не звоните. Я умываю руки. Ни пуха вам ни пера с Каппадонной. И поймайте поскорее ублюдков, которые испортили нам с Айком Роузом всю малину.

Арабелла отключилась прежде, чем я успел сказать «спасибо».

Глава 92

Телефонный звонок вырвал меня из тисков Морфея. Я нашарил на ночном столике мобильник, успешно свалил его на пол и лишь затем ответил.

– Это Майк? – Голос был мужской.

– Да, это Майк.

– Вам звонят из кабинета доктора Джозефа. У вас назначена частная консультация. Через полчаса будьте на пересечении Хайленд-авеню и Беверли и ждите дальнейших указаний. Имейте в виду: у доктора Джозефа очень чувствительное диагностическое оборудование. Поэтому, пожалуйста, не берите с собой никаких металлических предметов.

– Хайленд и Беверли. Через полчаса, – повторил я в заглохший телефон.

Часы показывали без пятнадцати четыре. Глухая ночь. Я оделся, отцепил жетон и оставил его вместе с пушкой дома, чтобы, не дай Бог, не вывести из строя чувствительное диагностическое оборудование доктора Джозефа.

Я выехал на Хайленд-авеню, вообще просторную, а в этот час попросту пустынную. До условленного места я добрался на пять минут раньше условленного времени и припарковался возле гидранта. Через двадцать секунд зазвонил телефон.

– Поезжайте за «шевроле», – велел все тот же мужской голос.

Черный «шевроле» с тонированными стеклами не спеша проехал мимо моей машины и повернул в сторону Беверли. Я последовал за ним, не забывая поглядывать в зеркало заднего вида. Из этого самого вида не исчезала пара фар.

Наш маленький караван добрался до Хэнкок-парк и повернул на юг. Доехав до Корея-тауна, мы забрали на запад, к Сан-Марино, и наконец свернули на Сент-Эндрюс, тихую узкую улочку, явно не из тех, на которые зарится мафия. «Шевроле» припарковался перед кирпичной церквушкой. Я стал рядом, и выезд мне немедленно перекрыл автомобиль, всю дорогу меня контролировавший.

Света от фонарей было достаточно, чтобы разглядеть обоих водителей, огромными тенями надвигавшихся на мою «акуру». Я знаю в лицо отдельных представителей организованной преступности Лос-Анджелеса, однако с этими двумя мне прежде сталкиваться не приходилось.

Водитель «шевроле», коротко стриженный брюнет явно итальянского происхождения, был достаточно хорош собой, чтобы сойти за малоуспешного актера Голливуда, выживающего за счет ночных подработок в ресторане. Образ дополняли кремовые брюки и голубая рубашка.

Второй, белокожий и белобрысый, явно никакого отношения не имевший к Средиземноморью, отсвечивал круглой, стриженной ежиком головой. На нем был самый ходовой в Лос-Анджелесе костюм – черные брюки, черный пуловер и черная футболка. Ежик распахнул дверь моей «акуры» и произнес:

– Кабинет доктора Джозефа налево.

Парни совсем не походили на матерых мафиози. Я решил, что они еще только учатся. Бамбино и Ежик сопроводили меня к церкви. Хорошо освещенная табличка над дверью гласила: «Дом приходского священника. Вход только по личным вопросам. По вопросам, связанным с проведением служб, обращайтесь, пожалуйста, со стороны улицы Сент-Эндрюс».

Наш вопрос, по всей видимости, не имел отношения к службам – мы открыли дверь под табличкой и пошли по коридору с белыми оштукатуренными стенами, темными деревянными панелями и металлическими канделябрами тонкой работы. Остановились мы перед деревянной дверью, на которой поблескивал крест цветного стекла, дюймов десяти длиной.

Бамбино ловко меня обыскал, причем нимало не постеснялся прощупать и продавить все до единого потенциальные закоулки, в которых можно тайно пронести оружие. «С такой сноровкой в Западном Голливуде целое состояние можно сколотить», – подумал я, но счел за лучшее шутку не озвучивать – сейчас она могла стоить мне жизни.

Из моих карманов Бамбино извлек два сотовых телефона, тщательно их осмотрел и вернул мой телефон, оставив тот, что прислала Арабелла.

– Это ваш, – глубокомысленно заметил он.

Ежик открыл дверь, подтолкнул меня в комнату и тотчас дверь закрыл. Комнату освещали две, от силы три тусклые лампочки. Более всего помещение походило на скромную приемную, о чем говорила меблировка – два диванчика, два кресла и деревянный письменный стол. В одном кресле сидела женщина. В другом – Джо Каппадонна. При моем появлении он поднялся.

– Примите мои извинения за беспокойство в столь неурочный час, – произнес Каппадонна. – Сначала я хотел все решить за обедом в «Плюще», но потом подумал, что вам неинтересно появляться на публике в моем обществе, равно как и мне неинтересно появляться на публике в вашем. Спасибо, что приехали. – И Каппадонна протянул руку.

– Спасибо, что встретили меня, – отвечал я, пожимая руку, которая в свое время бог знает каких дел наделала.

Каппадонна более походил на Майкла Корлеоне, чем на главу клана Сопрано, – загорелый, сорокалетний и сухопарый. На нем были серые брюки и бледно-голубая рубашка, которая даже при тусклом свете красиво оттеняла его густые темные волнистые волосы, длинноватые сзади и седоватые на висках.