Фабрика мертвецов

Стакан выскользнул у Мити из пальцев, но не разбился, утонув в густом ворсе ковра.

«Жаль, что не разбился» — почему-то подумал Митя. — «Жаль, что мы оба… уцелели».

— Я уж не спрашиваю, как ты здесь очутился, Дмитрий. — устало произнес генерал. — Но почему придворные шаркуны оскорбляют твоего отца — а ты молчишь?

— Но ведь они правы, дядя! Правы! — закрывая лицо руками, простонал Митя.

Сейчас он понимал истеричных барышень — очень хотелось растоптать каблуками валяющийся на ковре стакан. А лучше — кого-нибудь ударить. Наверное, от невозможности сделать все это барышни и рыдают. Ему и рыдать нельзя, дядя не одобрит.

— Правы? В чем? — тихо спросил дядя. — В том, что царствующую фамилию позорит не мальчишка, сперва растративший все свое содержание — великокняжеское содержание! — на… Предки, на безделушки! Потом, прикрываясь именем отца, влезший в долги, и наконец, полностью позабыв и происхождение, и долг, решившийся на кражу. А позорит царскую Семью твой отец, который вывел его на чистую воду?

— Может, Николай Константинович вовсе не считал, что крадет те изумруды? Великая княгиня же его мать, и что такого… — запальчиво возразил Митя. Эту версию он слышал в свете, от которого тщательно скрывался позор Семьи, а значит, знали о нем все, включая дворников и поломоек. Собственно, они-то как раз все узнавали первыми.

— Что такого — выломать изумруды из оклада иконы. — насмешливо прервал дядя.

Ответить Мите было нечего — это уж и правда со стороны великого князя было несколько… mauvaiston[7]. Так не принято в обществе. Хотя он же великий князь, быть может, полагал, что все «принято-не принято» его не касаются.

— Что дурного — промолчать, когда подозрение пало на прислугу, и во дворец его отца вызвали полицию. И вновь промолчать, когда обвинять стали адъютанта.

Митя покосился на дядю: он великого князя как раз понимал. Кто остальные обвиняемые, а кто — князь? А вот отец понять не пожелал. И полез копать, куда вовсе и не следовало.

— Отец присягу давал защищать царствующую фамилию, а сам…

Все простое происхождение виновато: хоть отец и стал потомственным дворянином, а что это означает, так и не понял. Гордость за предков… тут гордится особо некем, не дедом же городовым, право-слово… И ответственность за потомков! А он своему единственному потомку жизнь сломал!

— Твой отец присягал защищать державу и государя, их он и защитил! — отрезал дядя и явно сдерживая ярость, глубоко вздохнул, и заговорил размеренным, даже проникновенным тоном. — Ты и впрямь считаешь, что следующий чин и подаренное имение — выражение государева неудовольствия? Поверь мне, государь весьма доволен… позором своего кузена. Теперь никто не посмеет возразить, когда он снимет со всех постов его отца.

— А? — переспросил Митя, совершенно по-плебейски приоткрыв рот. Только что мир был прост и понятен: позор члена августейшей фамилии ложится на всю Семью. То, что у государя могли быть иные соображения, казалось ему непостижимым.

— Бе. — буркнул в ответ дядя. — Бараны вы, молодые — рога выставили, кровь мозги туманит… соображать не желаете. Да ты сел бы! Поговорим… раз уж намеков не понимаешь. Константин Николаевич, батюшка нашего августейшего воришки и брат покойного императора, генерал-адмирал нашего флота, а также почетный покровитель и этого клуба… — он широким жестом обмахнул кабинет. — …и твоего Речного, как ты знаешь… Должен знать, учителя у тебя неплохие… является еще и одним из творцов реформ покойного императора Александра Николаевича. Включая освобождение крестьян из власти помещиков и иные прочие… — дядя на миг замолчал — как замолкали все, вспоминая страшную гибель государя. Убийства императоров случались: Петра III, например, или Павла. Но то были чинные убийства, совершенные лучшими людьми империи ради блага державы. Совершались они тоже чинно, кулуарно даже, не вынося разброд в Великой Семье на суд публики: всегда была возможность сказать, что император умер от удара, не уточняя, что то был вовсе не апоплексический удар, а удар табакеркой в висок. Но император, убитый своими подданными — не укладывалось в голове! Чтоб на Кровного Внука Даждьбожьего вели охоту, то стреляя, то подкладывая бомбы в Зимний дворец, и наконец, разорвали взрывом в клочья на глазах у толпы… да кто они вообще такие, чтоб себе подобное позволять?

— Государь наш нынешний, Александр Александрович из рода Даждьбожичей, как по государственным, так и… — дядюшка досадливо пригладил тонкий ус. — …скажем откровенно, личным разногласиям с покойным батюшкой, реформы не жалует, и желал бы если не вовсе обратить их вспять, что уже невозможно, то хотя бы ослабить.

— Но… это же хорошо? — несмело спросил Митя. — Все говорят, что реформы ограбили лучших людей, отняли естественные права дворянства и подорвали опору трона.