Фабрика мухобоек

– Примерно год спустя, в июне сорок второго, еще до того, как были отправлены на смерть старики и дети, вы записали, что, когда ваши родные уже питались картофельными очистками, чиновники объедались и что в гетто есть люди, накопившие немало добра впрок.

– Так оно и было. Инструкторы, полиция и другие банды бездельников получали все больше талонов, а остальные подыхали с голоду.

Здурово, когда мальчишка заставляет взрослых себя слушать, подумал Марек.

– Ваше мнение о господине председателе не изменилось?

– Ни на йоту. – В голосе Давида не прозвучало и тени гнева, что только усилило впечатление.

– У меня больше нет вопросов. – Прокурор удовлетворенно потер руки. – А вас, Давид, хочу поблагодарить за ваш дневник, который я выучил чуть ли не наизусть…

– Прошу всех обратить внимание: обвинитель проявляет человеческие чувства! – выкрикнул Борнштайн и подошел к Давиду. – Поверьте, я эти чувства разделяю. Однако поскольку мне досталась роль защитника, я должен выбрать из ваших заметок – просто блестящих, особенно если учитывать ваш юный возраст, – те, которые свидетельствуют, что вы одобряли деятельность господина председателя. А именно: в августе сорокового года вы написали, что гетто прекрасно развивается. Появляется множество новых мастерских и фабрик, которые, вместе с уже существующими, образуют Еврейский промышленный округ, как его шутливо называли. Перечисляя созданные господином председателем предприятия, вы упоминаете, что на одном из них получил работу ваш отец, что таких, как он, тысячи, и, кажется, все идет к лучшему…

– Я написал: казалось бы, идет к лучшему, если б не голод и не смертность, которая не стала меньше. – Давида трудно было сбить с толку.

– Вот-вот, проклятый голод, постоянно уносящий человеческие жизни… Двоюродная сестра вашей мамы, которой удалось перебраться сюда из варшавского гетто, рассказывала, что там разрешена частная торговля, контрабанда и вообще допускается бо́льшая свобода, и в этой специфической атмосфере те, кто похитрее и оборотистее, зарабатывают кучу денег и могут жить по-царски. В то же время тысячи людей умирают на улицах и лежат непогребенные, тогда как в Лодзи с этим полный порядок – все прекрасно организовано. В том, что вы привели ее слова, я усматриваю восхищение службами порядка, но и сожаление, что председатель не позволяет обогащаться спекулянтам и пройдохам. Вы рассуждаете весьма благородно, и мне хотелось бы услышать, чту, по-вашему, более справедливо: позволить всем голодать, сохраняя надежду выжить, или дать возможность людям оборотистым жить по-царски?

Давид ответил не сразу и заговорил, взвешивая каждое слово:

– Первое, конечно, более справедливо. Но что касается голода, тут о справедливости говорить не приходилось. Небольшая группа обжиралась благодаря привилегиям, которые господин председатель милостиво раздавал избранным.

Защитник выслушал его, склонив голову, демонстрируя, что он весь внимание, и, после недолгого раздумья, сказал:

– Я понимаю, так это выглядело с низу пирамиды, но, по-моему, вы сами несправедливы в оценке специалистов, которые создавали мастерские и ломали головы над тем, как произвести что-то из ничего. Ведь господин председатель привлекал к этой работе высококвалифицированные кадры. Вы не считаете, что они заслуживали более высокую оплату?

– Как раз это я считаю самым плохим и деморализующим, – не желал сдаваться Давид. – Каждый из нас в тех обстоятельствах должен был делать то, что умеет лучше всего – не важно, пришивать пуговицы или руководить министерством финансов. Да, это был мир рабства и унижения. Да, кто-то заслужил дополнительную порцию супа – но уж слишком велик был контраст…

– Вы – идеалист. При всем моем уважении, я все же позволю себе привести пример, который пусть и не разрушит ваш образ мыслей, но, надеюсь, немного поколеблет. Согласитесь: в государстве, которое дает хоть какой-то шанс на выживание, необходимо наказывать воров, фальшивомонетчиков, уж не стану перечислять кого еще. Этого требует законность, однако нужно учитывать и привходящие факторы. Думаете, кто-нибудь захотел бы служить в полиции, если б не хорошая зарплата? Вы бы согласились стать полицейским?

– Всякий бы согласился, ведь должность – это еда, то есть жизнь.

– А может, господин председатель исходил из того, что прилично зарабатывающий полицейский будет хорошим полицейским? Впрочем, довольно о несправедливом распределении благ – перейдем к другой, близкой вам, теме. Вы были образцовым учеником, много репетиторствовали, сами изучали три языка…

– До поры до времени – позже я от голода так ослабел, что не мог даже читать, – перебил его Давид.

– К этому мы еще вернемся. Вы закончили в гетто гимназию?

– Да.