Мария посмотрела на Щербакова, счастливо улыбнулась ему:
— Я же говорила, что он просто обиделся и замолчал. А теперь отогрелся!
Вениамин в ответ кивнул, передал игрушку.
Червонцев перехватил его взгляд, встревожился:
— А ты чего ещё здесь? У тебя же сын в армию уходит!
Щербаков напрягся, улыбка сошла с лица.
— Уходит, — грустно вздохнул, — надо домой к лейтенанту Семёнову идти. Семье рассказать о гибели парня. Я здесь старшим был по званию, мне и поручили!
Червонцев покачал головой:
— Старший здесь пока я, иди, Веня, к сыну. Ты ему сейчас нужнее — он живой. Служить тебе ещё долго, никто не знает, когда закончится эта война. Успеешь на слёзы матерей насмотреться.
Вениамин почувствовал — точно камень упал с души, кивнул. Не говоря ни слова, надел фуражку и отдал честь. Вышел из дома на улицу и поспешил к своей машине.
Дорога до военкомата была недолгой. Здание — старое, с тех пор как призывался сам Щербаков, ничего не изменилось. Так же стояли лавочки во дворе, так же на них сидели подростки, провожая своих друзей. Кто-то пил пиво, кто-то бренчал на гитаре. Звучали рифмы про Афган, про войну, беду с зелёными глазами и любимую девушку.
Родители призывников стояли в сторонке, обступив офицеров, расспрашивали о службе, распределении по родам войск, одежде, питании, распорядке дня.
Щербаков заехал на стоянку, вышел из автомобиля, и сразу ноги стали ватными, неподъёмными. Никогда не испытывал он такого страха, точно копился тот все прошедшие восемнадцать лет. Скрывался по уголкам души, таился от совести и мучительных раздумий. А здесь вдруг раз — и оказался прямо на свету, на поверхности. И всё пошло точно в тумане, всё вокруг подернулось дымкой, звуки стали глуше. Почувствовал, как сильно зудит правая ладонь, сжал её в кулак, потер левой рукой.
Увидел Наталью, такую взрослую, едва знакомую, а рядом с ней себя восемнадцатилетнего. Точно стоял он рядом со своей матерью. И показалось Вениамину, что это снова он в армию призывается на Белое море служить пограничником. Дали ему второй шанс всё исправить. Избавить того мальчишку от ошибок.
И будто не было у него трёх жен, а только первая и единственная. Случилась просто разлука на много лет. И служба эта никогда не прекращалась. Служение на границе продолжалось теперь в милиции на грани добра и зла.
Жена отступила, подталкивая сына вперёд, и Вениамин протянул руку самому себе, обнял себя другой рукой и прижал к груди. Почувствовал родные объятия, как волнующий зуд в ладони ушёл — попала она в стальные тиски, не терпящие лицемерного, напускного. И не хотелось сопротивляться, а только ощущать собственную причастность к этому крепнущему мужеству, силе и молодости.
Следственно-оперативная группа начала работу на месте происшествия, появился прокурор района.
В приветствии он протянул руку Червонцеву:
— Ну что, Виктор Иванович, и до тебя бандиты добрались?
— Добрались, — Червонцев, сидя с девочками на диване, пожал протянутую ладонь. Затем опять обнял девочек, прижал к себе.
Прокурор кивнул:
— А это что за детский сад, ты вроде один жил?
Червонцев улыбнулся, посмотрел на девочек:
— Внучки мои. Это Галочка, а это… Анна-Мария!
«Графиня» удивлённо посмотрела на Виктора Ивановича.
Прокурор сделал непонимающее лицо:
— Разве есть такое имя?
— Есть, — Червонцев кивнул и по очереди поцеловал девочек в головки, — у нас есть.
Он наклонился и поднял с пола ранец Галины, положил ей на колени, с улыбкой подмигнул.
Девочка хихикнула в ответ, ухватила портфель, прижалась сильнее, погладила Червонцева по плечу и внезапно жалостливо посмотрела ему в глаза:
— Дедушка, а можно мы с сестрой никуда не поедем, будем пока жить с тобой?
Червонцев улыбнулся, хотел ответить, но к горлу подкатил комок, в глазах защипало. Почувствовал, как от нежности замер у него внутри карбюратор. Точно все дети обняли его большое тело, оплели тонкими крепкими руками-лианами. И чтобы не выдать себя, он стал согласно молча кивать, сжав зубы.
В прихожей хлопнула дверь, тёплый знакомый поток воздуха, наполненный нежным едва уловимым ароматом ландышей, хлынул внутрь помещения, и ему показалось, что вот сейчас должна как обычно войти жена. Ласково улыбнётся, привычно пошутит:
— Ну шо, сысчик, сыскал ли ты своё счастье? Аль нет?
А Червонцев встанет ей навстречу, обнимет, прижмёт к груди, поцелует и покажет на девочек:
— Сыскал, любимая, сыскал — вот оно, наше счастье!