Фабрика романов в Париже

– Из зависти, алчности, ненависти, – сказал ей Дюма. Его слова звучали как молитва из сточной канавы. – Мотив меня не волнует. Важно только одно – призвать виновного к ответу, прежде чем меня схватят жандармы.

Карета качалась по широкому бульвару. Дюма, стараясь изо всех сил, снова и снова взнуздывал лошадь и пускал ее рысью. Каждый раз, когда их обгоняла линейка[43], он ругался и ворчал, как шпиц на цепи.

Какое-то время Анна пропускала ругательства мимо ушей. Но до шато было еще слишком далеко.

– Эта «фабрика романов», – сказала Анна, – что это?

– Название говорит само за себя, – буркнул Дюма и дернул поводья влево.

Анна крепко схватилась за козлы.

– Но ведь мы говорим о политической статье в газете, – продолжила она. – А не о романе.

– Это слишком трудно объяснить…

Он замешкался.

– Женщине? – спросила Анна.

– Немке, – сказал Дюма.

– А я думала, вы мастер слова.

Писатель посмотрел на нее, казалось, проверяя, не высмеивает ли она его. Анна выдержала его взгляд с серьезным видом.

Дюма начал рассказ. Фабрика романов была одним из его самых блестящих изобретений и появилась во времена романа «Три мушкетера», принесшего ему огромный успех. Каждый слог из уст Дюма звучал как фанфары.

– Этот роман изменил мир. Но читатели – ненасытные звери. Они требуют все больше и больше. Что же мне оставалось делать, кроме как писать, писать, писать? В море моих мыслей каждый час царил прилив. Но мое перо уже не поспевало за чернилами. Мне нужна была помощь. Поэтому я взял свой скромный гонорар и распределил его между писателями, которым повезло меньше меня.

– Вы платите другим, чтобы они придумывали для вас истории?

– Вовсе нет! – продолжил Дюма. – Драма, как и прежде, исходит вот отсюда. – Он хлопнул себя ладонью по груди. – Я пишу черновики сам. Сцену за сценой. Слезу за слезой. Каплю крови за каплей крови. А потом мои работники излагают остальное.

Анна снова почувствовала, как внутри поднимается холодный гнев, который она ощутила в доме Шмалёров, прочитав гнусные тексты.

– Но это идет вразрез с духом литературы, – возмутилась графиня. – Ведь наши мысли – не товар, который массово превращают в книги.

– Достойная точка зрения, мадам, – сказал Дюма. – Но мы живем в 1851 году. Времена, когда книги предназначались лишь для избранного круга ценителей, прошли. В наши дни читать умеют больше людей, чем когда-либо. Детей учат этому в школе. А что они смогут прочитать, закончив ее? Библию? Вшивая свинья! – Мужчина пригрозил кулаком кучеру, проехавшему слишком близко, а затем снова обратился к Анне: – Из моих историй простой народ впервые узнал о прошлом своей страны. Понимаете? Я показал простым людям чудо исторического романа.

Анна поджала верхнюю губу. Если у непокорности было имя, то звучало оно так – Дюма.

– Но ведь ваши истории публикуют вовсе не в книгах, а в газетах. Я сама видела, как мать семейства вместе с детьми собирает и хранит эти клочки, будто фамильную драгоценность.

– Фамильную драгоценность? – Дюма покачал головой. – Они – ставший материей эфир разума. На свете нет ничего ценнее. И при этом он доступен для всех. Ведь газету может позволить себе больше людей, чем книгу. А те, кто не может, собирают старые номера на скамьях в парках. Долой аристократию фолиантов в кожаных переплетах!

И пока они постепенно оставляли улицы Парижа позади и направлялись к Сен-Жермен-ан-Ле, Анна осознала, что растрепанная копна волос Дюма, торчавшая из-под цилиндра, – не что иное, как плод запущенности разума, царившей у него в голове.

Уже издалека Анна увидела башни шато Монте-Кристо, возвышающиеся над деревьями в парке. Ей казалось, что последний раз она была тут полвека назад. Однако графиня приезжала сюда с цензорами только вчера. С тех пор произошло столько всего, что Дюма мог бы написать об этом целый роман: она пробралась в салон Леметра и угрожала Дюма пистолетом. Леметр сбежал, а Иммануэля постигло страшное несчастье. Она провела ночь в госпитале и вместе с проклятым Дюма объездила Париж вдоль и поперек. Теперь Анна ощутила упадок душевных сил. Как же ей хотелось немного отдохнуть! Быть может, дом этого мужчины был тем самым местом, где она сможет собраться с мыслями, прежде чем вернуться к уходу за Иммануэлем.

Они ехали через парк. Ветки скользили по чепцу и пальто Анны. Наконец она увидела светлый песчаник стен, светящийся среди влажных листьев. Дюма доехал на ландо до парадной лестницы, слез с кóзел и слегка наклонился. Вышел слуга и поприветствовал хозяина дома, собравшегося штурмовать свой небольшой замок.

– Месье Дюма, – возмущенно крикнула Анна. – Помогите мне спуститься!

Но массивная фигура писателя уже исчезла в замке. Слуга коротко взглянул на даму на козлах. Наверное, он принял ее за женщину низкого сословия: мужчина кивнул ей и последовал за своим господином.