Фабрика романов в Париже

Руки Анны все еще лежали на колесах кресла. Она могла бы ослушаться требования мадам Шмалёр и покинуть комнату. Но тогда разрыв между женщинами перерос бы в пропасть, которую Анна никогда бы уже не смогла преодолеть.

Олаф Шмалёр отодвинул стул.

– Прошу меня извинить. Меня ждут дела.

– Сядь! – приказала ему супруга.

К удивлению Анны, Шмалёр сел, но не придвинул стул обратно к столу. В нерешительности он закинул ногу на ногу.

– Хорошо, – сказал мужчина, вытащил из жилета карманные часы и так сердито на них посмотрел, что то, что те не сломались, было равносильно чуду.

– Пятнадцать минут, – уступил Шмалёр.

Анна никогда бы не подумала, что парижские пятнадцать минут тянутся так долго.

– Меня зовут Анна Молль, – начала она по-немецки.

– Дорогая графиня, – прервала ее мадам Шмалёр. – Давайте использовать язык нашей страны, чтобы дети лучше понимали, что вы нам рассказываете.

По лицу мадам Шмалёр пробежала тень улыбки.

Анна повторила фразу по-французски и продолжила:

– Я родилась 5 апреля 1821 года в Баден-Бадене. Любовь к литературе у меня от рождения, ведь мой отец был знаком с Гете. Вы же знаете, кто такой Гёте? – Анна вопросительно взглянула на Анриетту и Жана.

Дети растерянно посмотрели на маму.

Мадам Шмалёр покачала головой.

– Господин фон Гёте, безусловно, очень важен для всех немцев. Но, дорогая графиня, в эту минуту большее значение для нас имеете вы. Продолжайте, мы хотим услышать историю вашей жизни. Согласно вашим письмам, дальше она становится еще увлекательнее.

Анна искала в клубах пара от кофе слова, которые могли бы сделать ее судьбу похожей на судьбу совершенно обычной, благовоспитанной женщины. Она рассказала о своей семье, о том, как ее мать всеми силами старалась вырастить из нее достойную барышню. И о попытках отца увлечь ее литературой.

– Папа хотел, чтобы я стала писательницей. Он видел во мне вторую Беттину фон Арним[27].

В глазах Шмалёров она увидела непонимание. Анна хотела назвать какую-нибудь французскую писательницу. Но на ум ей приходили только писатели-мужчины.

Она рассказала о книгах, которые ее отец привозил из путешествий, и о сражениях, которые ему из-за этого приходилось вести с матерью Анны. По мнению Аннетт Молль, книги путали умы молодых девушек. Дама, читавшая или даже публиковавшая волнующие истории, никогда бы не нашла мужа, а если бы и нашла, то только пьяницу.

– Я пыталась угодить обоим родителям, – сказала Анна. – Так литература помогла мне стать учительницей. Мои родители…

– А потом вы удачно вышли замуж, – прервала ее мадам Шмалёр.

Очевидно, она больше хотела узнать о событиях в крепости Дорн. Анна надеялась, что сможет обойти этот подводный камень, но, как оказалось, направлялась прямо к нему.

– Моим мужем был граф Тристан фон Дорн. Мы встретились на светском вечере.

Анна все еще видела перед собой игорный дом Баден-Бадена. Все до последнего столы были заняты. Подсвечники излучали теплый свет. Окна доходили до потолка. Снаружи по стеклу барабанил дождь. Шум смешивался с голосами гостей в булькающую симфонию. Затем над ее ухом раздался медовый голос: «Не окажете ли мне честь поставить мои жетоны на цифру, фройляйн? Моя удача, к сожалению, осталась дома, а вы выглядите так, будто у вас ее с лихвой».

– Вы улыбаетесь, – отметила Мари-Александрин Шмалёр.

Анна подавила улыбку, заставив себя образумиться.

– Воспоминание, мадам, простите.

– О, но за любовь не извиняются, не так ли?

Дети захихикали.

– Вы писали, что спустя очень уж короткое время ваш муж умер, – продолжила мадам.

Анна попыталась пропустить события в замке Дорн.

– Мне все еще его не хватает. Его состояние помогло мне начать жить заново. Но это было десять лет назад. Средств больше не осталось. Поэтому я снова стала искать работу учительницей – и нашла ее здесь, у вас в доме. Я благодарна, что вы решили доверить детей моему попечению.

На этом ее история подошла к концу. Анна отпила остывший кофе. Теперь семья могла освободить ее от допроса.

– Как погиб ваш супруг? – Голос мадам Шмалёр звучал так непринужденно, будто она спросила о погоде в Германии.

По спине Анны пробежал холодок.

– Несчастный случай, – ответила она.

– До меня доходили слухи, – не отступала мадам.

– Мари-Александрин, – вмешался тут Олаф Шмалёр, – я нахожу эти вопросы…

–. дерзкими? – закончила его жена, вскинув брови. – Но ведь графиня станет воспитывать наших детей. Она останется с ними наедине, а главное – будет учить их, что правильно, а что неправильно, что есть добро, а что – зло. Ты же хочешь знать, что за вино у тебя в чаше, прежде чем его выпить.

– Графиня – учительница, которую выбрал я, – не выдержал торговец рыбой. – Этого достаточно, иной рекомендации не нужно. Можешь сеять раздор среди своих французских друзей, но не у меня в доме.

– Тристан погиб при взрыве, – сказала Анна как можно спокойнее. – Вместе с ним обрушился родовой замок его семьи. Я уверена, что в Париже об этом слышали.

Ее охватила дрожь.

Глаза детей округлились. Жан сказал:

– Я слышал об этом. Говорят, грохотало до самого Парижа. Но в это время я, наверное, уже спал.