Фабрикант

– А ты сам посчитай. После праздника любого, кого на ночную смену вызывают? Мужиков. Выходит, мы завсегда на одну смену больше горбатимся. Нехорошо это, давай смены перераспределяй, а то мы работать отказываемся.

– Вон оно чего! Ишь сосчитал, – управляющий неожиданно расхохотался так самозабвенно, что на глазах у него выступили слёзы. Он попытался было что-то сказать, но новый приступ смеха прервал не начавшуюся речь и какое-то время директор только утирал слёзы и, смеясь до всхлипов, махал рукой на толпу. Рабочие удивлённо молчали. Черкасов вообще не очень понял суть претензии ткачей. Ну вызывают их на ночную смену с праздника, так это всегда заведено было.

– Ты, Пётр, мне честно скажи – сам додумался или надоумил кто? – управляющий отсмеявшись стал серьёзен. Не было секретом, что на фабрики поступали интеллигенты разных сословий, которые вместо работы принимались настраивать работников против хозяина, возбуждая их действовать всем вместе против господ. Работники таких агитаторов прозвали «сицилистами», а администрация предприятий мгновенно выставляла этих социалистов за ворота без расчёта, обещая следующий раз сдать околоточному надзирателю. Фёдор Иванович стал внимательно разглядывать Петра и стоящих рядом людей, стремясь вычислить возможного зачинщика.

– Сами мы, нешто у нас своей головы нет? Уж считать, поди, умеем, – Пётр продолжал упорствовать, хотя и был сбит с толку поведением директора.

– Значит, жену свою на фабрику вместо себя выгнать хочешь? И вы все тоже? – управляющий спросил у толпы. Та гудела, но как-то неуверенно. – Ну что ж. Зря вы заработок за сегодня потеряли только. Хорошо если вас на однодневную плату оштрафуют – это же форменный бунт.

– Какой бунт? Нам уж и спросить нельзя? Ты нам лишнего то не приписывай! Мы не крепостные у тебя! – из толпы доносились выкрики, опять поднялся шум. Директор поднял руку вверх и дождался, пока гул стихнет.

– Условились, что с одним говорю, – опять гаркнул он. Вот тебе, Пётр, Иванов сын, и объясню, а вы все слушайте, да на ус мотайте. Во-первых, баб я в ночь на работу поставить не могу, закон такой утвердили. Прописано ясно: женщин и малолетних по ночам к труду не привлекать. Точка. Повеление Государя-императора, дай ему Господь многая лета. – Толпа затихла, осознавая услышанное. Управляющий продолжил: – Во-вторых, чем ваше сегодняшнее представление считать прикажете, как не бунтом? Выступили толпой, стадно против закона государева. Работу оставили, а наняли вас зачем? Ткани делать или горлопанить? Ваше счастье, что урону не нанесли имуществу, хоть на каторгу не отправитесь.

Народ молчал, весь запал испарился, и мужики смотрели друг на друга, не понимая, чего на них нашло. Перетаптываясь с ноги на ногу, ткачи опустили головы и ожидали, чем всё закончится.

– Значит так. – Директор понял, что вопрос исчерпан. – Всем вернуться к работе, с суммой штрафа вас мастера ознакомят позже. А ты, Пётр, пойдём со мной, потолкуем: сами вы додумались или подсказал всё же кто.

Черкасов пошёл следом за ними, чтобы тоже разобраться в причинах конфликта – его служба как-никак.

– Ерундистика полнейшая, – резюмировал Калачов, с интересом послушавший историю. – И что? Нашли агитатора?

– Нет, Виктор Васильевич. Не было никакого агитатора. Просто мужик с женой поругался. Пилила она его за пьянство – тот все Святки от рюмки не отрывался. Ушёл он от неё в казарму тамошнюю. Гадюшник редкостный, доложу вам. Живут, как в хлеву. Там своё занятие и продолжил, только уже в компании себе подобных Праздничные дни быстро пронеслись – пора на смену, вот они и решили до правды доискаться: чего это вдруг всегда с выходных первыми на фабрику мужики? Петра как-то с толку сбили, он-то работник трезвый, разумный, но тут под общий гвалт, видимо, растерялся.

– Вот, вот! Именно об этом я вам и говорил, милостивый государь, – удовлетворённо сказал губернатор. – Правду крепостные искать пошли! Закон им растолкуй! Для таких закон один – плеть! А авторитет дворянина напрочь бы охоту к правдоискательству отбил.

– Чего уж теперь об этом рассуждать, – дипломатично ответил Черкасов. – Мануфактуры растут, как грибы после дождя, и содержат их почти сплошь бывшие крестьяне. Пеняй на это, не пеняй – ничего не изменишь. Нужно думать, как с этим жить, чтобы подобные волнения до невиданных масштабов не выросли. В том, что тогда люди всё вокруг разрушат, я с вами полностью согласен.