Тронулись затемно. До станции Вичуга расстояние всего-ничего, вёрст двадцать. Доехали быстро. Солдаты слаженно выстроились на перроне в походный порядок. Фёдор сразу исчез в здании вокзала, где о чём-то беседовал со служащими, губернатор в нетерпении ждал, но неудовольствия не показывал – служба у человека, пусть расспрашивает. Наконец жандарм закончил свои расспросы. «Никого подозрительного не заметили», – сказал он, чтобы расслышал только Виктор Васильевич. Калачову и Черкасову дали лошадей, и они ехали впереди пешей колонны. За ними в с коляске тряслись Кормилицын со Степаном Ивановичем.
– У вас тут не дорога, а какой-то срам, – сказал специально задержавшийся губернатор купцу, когда поравнялся с его экипажем. – На сэкономленные от платы людям деньги хоть дорогу шоссируйте. Или это тоже не ваша забота? Тоже мне заняться?
Михаил Максимович что-то невнятное пробурчал себе под нос, а довольный собственным остроумием Калачов тронул лошадь вперёд.
– Давайте условимся, Фёдор Иванович, – сказал он Черкасову. – Как прибудем на место – каждый занимается своим делом, в чужое не вмешивается. Вы, как я вижу, в своём ремесле человек опытный, я не указываю вам, как поступать, ну а вы, будьте любезны, в мои решения не суйтесь. Действуем заодно. Уговор?
– Даже в мыслях не держал вам мешать, – кивнул головой жандарм. – Мне бы обстановку посмотреть, сыск произвести, чтобы начальству доложить. По моему убеждению, из таких инцидентов важно делать правильные выводы, иначе будет хуже. Запущенную болезнь лечить труднее. Да и не факт, что вылечишь. Социалистов в Тезине, конечно, никаких нет. У них сам купец – главный смутьян. Из-за его жадности всё. Впрочем, может и найду чего.
Ночная тьма давно отступила, посеревшее небо начало розоветь у горизонта. Вокруг стояла полная тишина, нарушаемая лишь стройными ударами шагов да позвякиванием ружей, до поры висящих за спинами солдат. Наконец вдалеке показались силуэты фабричных труб.
– Подъезжаем, кажется, – сказал Черкасов своему спутнику. – Я на время вас оставлю, проедусь посмотрю округу. Увидимся позже.
Губернатор согласно кивнул, поглощённый своими мыслями. Фёдор Иванович повернул коня с дороги и полем поехал за окраину села. Солдаты вошли в Тезино. Промаршировали по широкой улице прямо до площади, сопровождаемые лаем цепных кобелей. Стройный ряд домов нарушался чёрными пятнами пепелищ. Ротный чётко распределил солдат вдоль дороги, приказав никого из домов не выпускать. Казарму для рабочих тоже окружили. Некоторые жители уже суетились во дворах, торопясь полностью использовать длинный весенний день – в деревне работы всегда хватало, а в тёплую пору и подавно. Привлечённые шумом, они испуганно выглядывали в окна. Кто-то попытался выйти на улицу, чтобы узнать в чём дело, но крик и приклад ружья ближайшего пехотинца загоняли любопытных обратно. Оружие было в боевой готовности, лица солдат суровы и решительны – для них это была привычная работа, хоть и в непривычном месте.
Калачов на площади спрыгнул с коня, перекрестился на купола деревянного собора и потянулся, разминая затекшие суставы. Кормилицын выбрался из коляски и пошёл к своему белоснежному особняку с выбитыми окнами. Покачал головой, который уже раз процедил сквозь зубы: «Скоты…» и вернулся к губернатору.
– Степан Иванович, – сказал Виктор Васильевич уряднику. – Возьмите солдат и всех зачинщиков приведите сюда. Нужно их допросить, документы оформить. Не мне тебя учить, сам знаешь, что делать положено.
– Кого зачинщиками считать? – вопрос урядника был адресован купцу.
– Петька-ткач бузить начал, который Зайцев. Во дворе сцепился с моими управляющими, – ответил Кормилицын. – Потом на площади людей баламутил. Васька Петров ещё с ним, тот, поговаривают, ещё загодя пить начал. Да которые на тебя, Степан, у лавки напали – те и зачинщики. Рыжий какой-то ещё – забыл, как звать. Поди тут разбери, кто начал, а кто подхватил. Грабителей сюда веди, ну и Петьку с ними. Ещё перед воротами двое кричали громче всех, кишки выпустить обещали. Охрана подскажет, которые.
– Колю Бойцова арестовывать? – поинтересовался урядник. – Мальчишка же ещё совсем.
– Лавку грабил? На тебя напал? Значит сюда! Разбираться тут ещё – старый или малый! – сказал губернатор. – Ты, Михаил Максимович, распорядись, чтобы здесь помост сколотили. Людей и материал выдели, да поторопись!
– Зачем помост? – спросил купец.
– Наказывать буду, зачем ещё? Чтобы все видели!
– Вешать? – враз осипшим голосом спросил Кормилицын, сглотнув слюну.
– Надо будет – повешу! Ты же сам призывал напомнить, кто тут главный! – ответил Калачов и крикнул ротному: – Протруби-ка, братец, подъем, чтобы все проснулись, даже те, кто мертвецки пьян.
Тот кивнул и над площадью зычно зазвучал горн, заухал барабан. Полицейский с фабрикантом разошлись выполнять порученные им дела, а к губернатору от Петропавловского храма спешил старенький батюшка, весь седой и сухонький.
– Здравствуйте. Меня отец Иоанн зовут, пастырь я здесь, – сказал он тихо Виктору Васильевичу. – Над нашими мужиками суд творить приехали?