Фабула

Ты смотрел на меня пожирающим взглядом хищника, кем, по сути, и не являлся. Ты был молод, мил, но не из тех, кто от первого прикосновения разбивает сердца. Ты старше меня на пару лет, но выглядел тогда мальчишкой, одевающимся как стиляга. Твой пафосный сиреневый пиджак, стоящий целое состояние, смотрелся на тебе нелепо, потому что невооружённым глазом было видно, что ты из тех, для кого потерять сантим считается трагедией века. Начинающий и не очень успешный адвокат, который отдавался литературе больше, чем своей профессии. Когда мы встречали твоих знакомых, они в шутку называли тебя Флобер, на что ты слегка обижался, потом вдруг даже гордился, но сражу же, краснел, когда понимал, что твоя искренняя гордость выглядит неуместно (посмеивается). Ты хотел стать писателем, постоянно жужжал об этом, но к тому времени ты ничего ещё и не написал. Ты говорил, что мысль зреет, и первая книга должна быть обязательно обо мне. И я почему-то верила, что такая книга обязательно появится, как и сейчас верю, что она существует. Иногда, проходя мимо книжного магазина, я захожу туда и на стеллажах пытаюсь отыскать автора: Бернар Ривьер, но, когда не нахожу такого, беру первого попавшего малоизвестного французского автора, в надежде прочесть «себя», ведь как знать, может ты стал издаваться под каким-нибудь глупым псевдонимом. (Пауза) Мне тогда казалось, что нет того, чего бы ты не знал в литературе. Мы нередко сидели в каких-нибудь летних ресторанчиках, я учила тебя русской грамматике, а ты на ломанном русском пытался мне объяснить значение тех или иных литературных терминов, постоянно удивляясь, что я их не знаю. Самый запоминающийся был для меня «фабула». Ты говорил:

Ходит по сцене, держась как примерная учительница

«Фабула — это содержание произведения, его основа, фактическая сторона повествования», — ты говорил сумбурно, неясно, с трудом проговаривая звуки и коверкая слова, так, что невозможно было ничего разобрать, и когда ты увидел моё непонимание, пояснил: «Вот, например, мы, сидим здесь, обложенные тетрадями и словарями — это событие, факт, каждый человек может об этом написать и каждый напишет об этом по-разному, то, как он видит, своими словами, и это будет уже сюжетом, но мы фактически сидим здесь — и это фабула». И я, пытаясь как-то уловить твой ход мыслей, тоже привела пример: «То есть существует у нас анекдот: „колобок повесился“ — и таким образом получается, что это фабула, ведь каждый человек может пересказать его по-разному. Один сделает из этого детектив, другой комедию, третий психологическую драму, но в основе всего этого будет лежать этот злосчастный анекдот?». Ты тогда кивнул и сказал, что я тебя правильно поняла, но через час спросил: «Я всё-таки не понимаю, что смешного в том, что Колобок, кто бы он ни был, повесился, ведь самоубийство не должно нести ничего смешного?» — я посмеялась, но всё-таки не поленилась объяснить: «Pain — хлеб. Колобок — это круглый хлеб», — на что ты сказал, что вообще запутался, потому что нелогично, если хлеб собрался вешаться. И тогда мне пришлось рассказывать сказку, которая тебе безумно понравилась.

Находит в руках сигарету, садиться в кресло, закуривает и с досадой продолжает.

Я запомнила тот день, ведь на следующее утро ты всё испортил, сделав мне предложение руки и сердца… и что может быть романтичнее, когда на самом верху Эйфелевой башни молодой человек встаёт на колено и делает своё признание. Но в тот момент ты меня очень разозлил. Я не думала, что ты так быстро и вульгарно разрушишь нашу дружбу. Я ничего не ответила и убежала. Убежала в кабак, где я пела и там, стала кричать песни, и ближе к вечеру сорвала голос, а на следующий день мне сказали, что уволят, если я не смогу петь… тогда я и решила навсегда уехать из Франции, потому что понимала, что ничего я там не добьюсь и буду вечно работать за гроши, и в любой момент меня могут выгнать, только потому, что нет гарантии, что ещё раз не сорвусь, а чтобы голос восстановился нужно время, а там, как я поняла, никто не умеет ждать. Как и ты, Бернар не умеешь ждать — чёртов французский темперамент!

В ярости тушит сигарету, звонок в дверь, Маргарита Львовна бежит к двери, открывает её, но за ней никого не оказывается, музыка замолкает.