Читаем Фаддей Венедиктович Булгарин: идеолог, журналист, консультант секретной полиции. Статьи и материалы полностью

По словам Белинского, «необыкновенный успех “Ивана Выжигина” был <…> заслужен <…>. До “Выжигина” у нас почти вовсе не было оригинальных (то есть отечественных. – А.Р.) романов, тогда как потребность в них уже была сильная. Булгарин первый понял это, и зато первый же был и награжден сторицею»[80].

«Иван Выжигин» стал литературным событием. Его читали все – от снобов до тех, кого сам Булгарин называл «нижним состоянием». Современники отмечали, что «гораздо больше Полтавы шуму в Петербурге сделал Выжигин Булгарина»[81].

Литературная элита, и прежде всего литераторы пушкинского круга, отнеслась к книге резко отрицательно. Для М. Погодина, например, «ничего не может быть скучнее, бесталантливее, бесцветнее…»[82], Н.И. Надеждин считал, что это «мертвенная безжизненность»[83].

Основным потребителем булгаринского романа являлся «средний слой» читателей, чьим вкусам и потребностям он соответствовал в наибольшей мере. Это, по сути дела, был первый заметный бунт русской читающей публики против законодателей вкусов из среды литературной элиты: несмотря на почти единодушное осуждение романа в критике и в литературных кругах, он имел большой успех у читателей. По этому поводу Пушкин писал: «Иное сочинение само по себе ничтожно, но замечательно по своему успеху или влиянию; и в сем отношении нравственные наблюдения важнее наблюдений литературных»[84].

Успех книги, конечно, раздражал других литераторов, вызывал чувство соперничества, а порой и зависти. Казалось бы, о чем спорить? «Литературные аристократы» сами подчеркивали, что роман популярен у непросвещенных низов. Им бы удовлетвориться тем, что их читают ценители и знатоки, а Булгарину оставить «чернь». Однако они нападают на него, стремясь к доминированию, чтобы и их читала булгаринская аудитория.

В конце того же, 1829 г. («Выжигин» вышел в начале его) «литературным аристократам» становится известно о контактах Булгарина с III отделением. После этого разгорается ожесточенная борьба. С каждой стороны следуют исключительно резкие выпады пасквильного характера, с намеками на обстоятельства частной жизни (причем пушкинская группа в этом отношении выглядит отнюдь не лучше Булгарина).

В этой-то полемике и рождается кличка Видок Фиглярин. Фигляриным первым назвал Булгарина Вяземский еще в 1825 г. в стихотворении «Семь пятниц на неделе» (имелось в виду, по-видимому, что он как фигляр готов комиковать на потеху публики). В начале 1830 г. Пушкин, рецензируя издание «Записок» начальника парижской полиции Э. – Ф. Видока, «человека без имени и пристанища, живущего ежедневными донесениями»[85], создал едкий памфлет на Булгарина (что, правда, было ясно лишь очень узкому кругу литературной элиты)[86], в начале 1831 г. в альманахе «Денница» появилась (без подписи) пушкинская эпиграмма:

Не то беда, Авдей Флюгарин,Что родом ты не русский барин,Что на Парнасе ты цыган,Что в свете ты Видок Фиглярин:Беда, что скучен твой роман, —

где отождествление Булгарина с Видоком было понятно гораздо более широким читательским слоям (Авдей Фаддеевич – известный булгаринский псевдоним; имелось указание на нерусское происхождение адресата и на то, что он автор романа, а в эти годы было опубликовано лишь несколько отечественных романов). Наконец, в журнале «Телескоп» (№ 15) в конце того же года появилась статья Пушкина (под псевдонимом Ф. Косичкин) «Несколько слов о мизинце г. Булгарина и о прочем», где автор объявлял о своем намерении написать роман «Настоящий Выжигин», в оглавлении которого, памфлетно воспроизводящем биографию Булгарина, говорилось, что настоящий Выжигин (т. е. Булгарин) «пишет пасквили и доносы». Пушкинские публикации сыграли исключительно важную роль в истории булгаринской репутации. До этого времени печатные высказывания о нем шли преимущественно по литературной линии, и лишь здесь впервые появляется указание на доносительскую деятельность, да к тому же исходящее от популярнейшего писателя России. Если, по заключению П. Столпянского, детальнейшим образом изучившего ход полемики и ее резонанс, «булгаринские полемические и клеветнические нападки на Пушкина не имели и не могли иметь такого влияния, какое им приписывалось и приписывается позднейшими исследователями»[87], то пушкинские памфлеты имели для булгаринской литературной биографии принципиальное значение, поскольку «положили основание последующей весьма одиозной репутации Булгарина»[88].

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары