Фаддей Венедиктович Булгарин: идеолог, журналист, консультант секретной полиции. Статьи и материалы

РНБ. Ф. 115. Оп. 1. Ед. хр. 22. Л. 1–2.

¹ Письма Булгарина не сохранились, но об их содержании можно частично судить по ответным письмам А.Н. Греча. 19 июня 1847 г. он писал Булгарину: «Вы желаете переговорить со мною прежде, нежели папенька уедет в Париж. Извольте, хотя я не знаю, почему эти переговоры не могут происходить и после его отъезда, если бы они не состоялись прежде того. Главное тут: спасать “Пчелу”, как Вы пишете; можете быть уверены, что я не упущу ничего, находящегося в моих средствах, для старательного исполнения всего, что будет на меня возложено. Я не имею и не имел никогда великого мнения о моих авторских талантах; старался как можно менее употреблять во зло мое литературное имя и первый сознавал слабость всего того, что даже появлялось под моею сокращенною подписью. Я писал из Рима статьи, имевшие хотя то достоинство, что были не переводные, и в продолжение к ним принялся было за описание поездки в Неаполь, как сама “Пчела” уволила меня от этого приятного труда, выразив в одном фельетоне, что наши путешественники пишут и описывают только старое, только катаются на жел[езных] дорогах, и множество другого, что я не припомню, потому что и не старался помнить, зарубив на стенке, что мне не дано способности угождать вкусу читающей публики. Нет ничего смешнее писаний, продолжающихся, несмотря на нарекания на них судей призванных (juges compétents). Я прекратил писание, и прекрасно поступил, потому что прочитал в Риге статью [В.М.] Строева о его переводах “Карманной библиотеки”, где упрек повторен мне уже не в бровь, а в глаз, и еще в самой же “Сев[ерной] пчеле”. Занимаясь, на берегу моря, приведением в порядок разных воспоминаний о дороге, не буду ими никого утруждать, а примусь за “Пчелу” в качестве чернорабочего, за работу невидную, но зато ежедневную, не требующую ни авторского дарования, ни вдохновения, но которая чрезвычайно нужна в газете, издаваемой старательно. Я намерен применить к “Пчеле” разные, весьма простые нововведения, замеченные мною в местных газетах и придающие газетам интерес для всей окрестной страны, а у нас вся Россия составляет только окрестность Петербурга <…>. Итак, не угодно ли Вам будет набросать на бумагу хотя пункты, о которых желаете переговорить со мною; я Вам напишу ответ, и если нужно, мы спишемся с папенькой. Его часть – разграничение доходов, а об этом между Вами и мною не может быть дела. Я сяду за работу, которая мне будет указана <…>». 29 июня, отвечая на очередное письмо Булгарина, А. Греч писал: «Могу сказать одно, что я только один раз, перед отъездом папеньки в 1844 г., был свидетелем Ваших распоряжений и решений между собою. Еще получил я некоторые сведения об условиях, определенных после Монтандровских дел, но о всем прежнем, и особенно о времени, когда Вы жили в Карлове до 1837 года, я не имел и не имею никакого понятия в отношении распоряжений финансовых между Вами и папенькой. Чувствуя основательность Ваших доводов, готов вычеркнуть имя свое из списка сотрудников, получающих жалованье из общей суммы “Пчелы”, и как сын работать за отсутствующего отца, предоставляя его воле определение моего вознаграждения. С моей стороны, лично от меня одного, более этого спрашивать нельзя, потому что Вам известны выгоды, получаемые мною от моего труда при “Пчеле”. Я о том настоятельно напишу папеньке, открывая на покупку статей и на сотрудников 5000 р. асс. в год, все, что зависит от моих средств. – Я не намеревался касаться этого пункта сегодня, но не вытерпел и высказал то, что, по моему мнению, составляет ключ разгадки приведенных Вами доводов и расчетов» (РГАЛИ. Ф. 2567. Оп. 2. Ед. хр. 257. Л. 19, 20).

² Петербургский цензурный комитет 9 июля 1847 г. донес министру народного просвещения С.С. Уварову, что Греч «в прошении изъясняет, что после тридцатипятилетних занятий изданием журналов и газет, чувствуя, с приближением старости, истощение и изношенность сил своих и желая провести остаток своих дней в трудах не столь утомительных, но не менее общеполезных, он возымел намерение передать принадлежащую ему долю в издании “Северной пчелы”, с правами и обязанностями издателя и редактора, равно как и принадлежащую ему типографию, в полное заведывание и совершенную собственность сына своего, Алексея Греча, имеющего от роду тридцать третий год и уже неоднократно занимавшегося в течение значительного времени, в его отсутствие, редакциею “Северной пчелы”» (РГИА. Ф. 772. Оп. 1. Ед. хр. 2010. Л. 1). Уваров 14 июля 1847 г. (то есть накануне написания комментируемого письма) дал свое согласие на это (см.: Там же; ГАРФ. Ф. 109. 1 эксп. 1830. Ед. хр. 446. Ч. 6. Л. 215).

³ Передача прав не состоялась по причине, которую Греч изложил в своих воспоминаниях. Он писал: «В 1838 году, когда мы передавали “Пчелу” Смирдину и брали себе в сотрудники Полевого, составлен был наш бюджет, по которому сын мой, Алексей, получал за сотрудничество в год по три тысячи рублей ассигнациями. Года чрез три Булгарин вздумал отнять у него эти деньги под тем предлогом, что я, живучи за границею, должен платить ему за труды от себя, а не из общей кассы: он выпустил из виду, что сам проводил большую часть года в Дерпте и в Карлове и в это время там не занимался “Пчелою” непосредственно. <…> Всего грустнее и подлее в этом покушении то, что он старается уверить моего сына, будто я не люблю его так, как любит его он, Булгарин. <…> Материальным следствием этой переписки было то, что сын мой перестал получать из кассы “Пчелы” по 3 т. р., и я в то же время ассигновал ему из моей частной кассы по 5 000 рублей. Морально же этот ответ моего сына глубоко уязвил Булгарина, и когда я, в 1847 году, сбираясь долее пожить за границею, хотел передать мои дела в “Пчеле” в собственность моему сыну при моей жизни, Булгарин объявил свое согласие, под тем условием, чтоб я за эту передачу заплатил ему, Булгарину, десять тысяч рублей. Разумеется, что после этого передача не состоялась» (Греч Н.И. Записки о моей жизни. М.; Л., 1930. С. 720–721). Как видим, тут обстоятельства дела переданы не совсем точно: выплату 10 тыс. руб. Булгарин не связывал со своим согласием на утверждение А. Греча в качестве соредактора.

⁴ Имеется в виду Я.Н. Толстой. Булгарин не любил его. Греч 19 августа 1853 г. писал П.С. Усову, что много общается в Париже с Я. Толстым, и замечал по этому поводу: «Узнай об этом Булгарин, тотчас сбесится: он ненавидит Толстого» (ИРЛИ. Ф. 319. № 21. Л. 56 об.).

⁵ Перечислены французские писатели Жорж Санд (1804–1876), Эжен Сю (1804–1857), Леонар Сильвен Жюль Сандо (1811–1883).

⁶ Министр народного просвещения С.С. Уваров писал 5 июня 1847 г. попечителю Петербургского учебного округа: «Министерство народного просвещения неоднократно предостерегало С. – Петербургский цензурный комитет от слишком быстрого распространения иностранных романов, большею частью писанных в дурном духе и с весьма дурными началами, коих следы остаются ощутительны, невзирая на сокращения и изменения, производимые цензорами». Уваров предписал: «…обращать впредь ближайшее и строжайшее внимание на представляемые в комитет переводы с иностранных языков, особенно современных французских писателей, коих имена, более или менее, известны публике, обязав цензоров, чтобы, по окончательном рассмотрении сих переводов, каждый из них предварительно доводил до сведения вашего; вам же оставаться будет: или разрешить издание подобного перевода, или представить на мое усмотрение», а также: «…в издаваемых в С. – Петербурге журналах наблюдать, чтобы целые книжки оных, вопреки программе, не были составлены из одних почти переводных в целости романов или повестей» ([Стасов В.В.] Цензура в царствование императора Николая I // Русская старина. 1903. № 6. С. 655–656). Что же касается запрета печатать в журналах и газетах переводы иностранных романов, пока они не будут изданы целиком на языке оригинала, то он последовал только в начале января 1848 г. (Там же. С. 657).