Фадеев

Однако в сорок шестом году, когда в новом составе секретариата правления Союза писателей Фадеев по предложению Сталина становится генеральным секретарем, а Борис Горбатов, тоже по предложению Сталина, секретарем партийной группы правления, Фадееву, как заметил К. Симонов, «это не очень нравится. Для него, как руководителя Союза писателей, — заключает Константин Михайлович, — казалось бы естественным одновременно руководить и партгруппой. Однако секретарь партгруппы не он, а Горбатов, и в этом есть непривычный для Фадеева оттенок комиссарства». Симонов, как видим, здесь развивает версию о властолюбии Фадеева. Да, Фадеев властолюбив, но не настолько, чтобы посягать на две должности.

Конфликтов на этой почве у них не возникает, но известная сложность в их отношениях, быть может, нарочито созданная, налицо. Тут уж ничего не поделаешь.

Однажды Борис Горбатов в разговоре с другом горько срывается: «Ты напрасно думаешь, что Саша любит меня. Не любит и никогда не любил. И все его шутки, что я левак и загибщик, — шутки только наполовину. Ничего не попишешь, с таким перекосом я засел в его памяти с тех лет! — Горбатов усмехается. — Конечно, я и сейчас в чем-то все такой же, каким был тогда, в двадцатые годы, но я ведь, согласись, немножко и другой, и, наверное, пишу немножко иначе и лучше, чем тогда. Но Саша упрям, и я для него один из тех людей, о которых он не любит менять свои прежние мнения».

Симонов слышит в словах Горбатова горечь, и эта горечь становится еще острее от того, что сам Горбатов любит Фадеева и высоко ценит его книги, все: и «Разгром», и «Удэге», и «Молодую гвардию».

Осенью сорок седьмого года Сталин, посмотрев фильм Сергея Герасимова, снятый по роману «Молодая гвардия», мысленно вновь возвращается к книге Фадеева и обнаруживает не только в фильме, но и в книге «ряд несовершенств».

Симонов с Горбатовым с тревогой и волнением читают этот разнос в газете «Культура и жизнь», едут в Союз писателей. Фадеева в этот день нет в Москве, он в отъезде. У Симонова своя беда. В том же номере «Культуры и жизни» горькая для него неожиданность — статья «Жизни вопреки», не оставляющая камня на камне от его повести «Дым Отечества». И размышления о сложности собственного положения отвлекают Симонова от беды, постигшей Фадеева. Зато Горбатов, хотя по-дружески и сочувствует Симонову, но думает прежде всего о Фадееве: «Бедный Саша, как он будет теперь, как ему будет трудно!» — то и дело повторяет Горбатов. Он настолько угнетен происшедшим, что Симонова поначалу это даже поражает. Только потом он узнает, в чем дело. В статье, критикующей «Молодую гвардию», вспоминают и хвалят «Непокоренных» Горбатова, сравнивают эти два произведения в положительном для Горбатова и отрицательном для Фадеева смысле.

«Ты знаешь, как я писал «Непокоренные» и что они для меня такое! — изливает душу Горбатов. — Но как только я подумаю, что кому-то приходит в голову столкнуть одно с другим, мне делается стыдно перед Сашей! Мои «Непокоренные» со всем хорошим, что в них нашли, и его «Молодая гвардия» со всем плохим, что о ней написали, все равно для меня самого это несравнимо! Я-то понимаю, но как сделать, чтобы это понял он? Как ему это сказать? Он же не даст мне это сказать!»

И Фадеев действительно не дает ему это сказать. Ни ему, ни кому-либо другому. С присущей в такие моменты взвинченностью Фадеев напрочь отсекает всякие попытки сочувствовать ему. «И в этом цельность фадеевского характера», — заключает К. Симонов свои воспоминания об отношениях Фадеева и Горбатова.

Наступали самые тяжелые годы в жизни Фадеева.

Вызвано было это непомерной общественной нагрузкой: руководитель союза, вице-президент Всемирного Совета Мира, депутат Верховного Совета СССР. А чего стоила переработка романа после «разгромной» критики?

Понять Фадеева тех лет, в особенности Фадеева — литературного критика не так-то просто. Блестящие, новаторские суждения чередуются с оценками и приговорами в духе так нелюбимого им вульгарного социологизма. Естественно, чаще всего со знаком минус идут имена М. Зощенко, А. Ахматовой, с оговорками на талантливость — Бориса Пастернака. Постановление ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград» стало на целое десятилетие руководящим в деятельности творческих союзов.

Валентин Катаев, делясь своими впечатлениями после публикации постановления ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград», писал:

«Мне было стыдно за нас всех, когда я читал постановление ЦК ВКП(б). Наше писательское общество и советская общественность неотделимы друг от друга, мы неразрывно связаны между собой. Как же мы не заметили сами того, что произошло? Могли ли мы предотвратить то, что случилось? Да, безусловно, если бы было больше развито общественное мнение, если бы формировалось оно не в кулуарах, а на широких собраниях и в печати».

Александр Твардовский говорил, что доклад А. А. Жданова «увлек за собой все живое, все лучшее и честное в нашей среде, увлек все подлинно творческие силы нашей литературы».