Фадеев

«…Он был для нас умный, хороший, приветливый товарищ, которому ничто человеческое не было чуждо. Но когда он делал нам доклад о работе и решениях очередного съезда партии или читал в нашей Ростовской писательской организации еще не опубликованные главы своего романа «Разгром», я видел уже другого А. Фадеева, который на голову выше нас и сам знает себе цену… В нем уже и тогда угадывался один из будущих руководителей литературного движения в стране и один из выдающихся советских писателей. И я не раз думал о том, что А. Фадеев в Ростове — временный человек, «гость из дальней стороны», и что еще немного времени — и он уедет от нас, потому что «большому кораблю — большое плавание».

В Ростове Фадеев все более и более тоскует (на Кубани такой тоски не было) о Вале — Валерии Герасимовой — той самой, что иронизировала по поводу рукописи его повести «Разлив».

«На одном из собраний творческого актива «Молодой гвардии», — вспоминала Валерия Герасимова, — куда я, как автор повести «Ненастоящие», была приглашена, я увидела незнакомого молодого человека. Нет, нельзя сказать, чтобы этот высокий человек в гимнастерке показался мне красивым. Но во всем складе этой высокой, гибкой, как бы сплетенной из мускулов фигуры было что-то поразившее меня. Это был склад в те годы еще не до конца выраженной, не до конца отчеканенной удивительной мужественности.

Поразила и острота взгляда светлых, остро поблескивающих глаз. Все это было не только не «кооператорское», но нечто прямо противоположное всему городскому, комнатному, службистскому. Веяло от этой фигуры не только по-настоящему мужской или спортивной, а скорее всего охотничьей хваткой».

Валерия или Валя, как ее будет называть Фадеев, училась в Московском университете на педагогическом факультете. А Фадеев, как мы уже знаем, вскоре уезжает — в Краснодар, потом в Ростов. Так они будут жить несколько лет: краткие, бурные и радостные встречи и долгие мучительные, особенно для Фадеева, разлуки.

Было по-весеннему солнечно, весело и тепло, когда они взяли лодку, чтобы прогуляться по горяче-бурому от весеннего половодья Дону. Так увлеклись, что не заметили, как потемнело небо и посыпался не то дождь, не то крупа, режущая лицо. Заспешили к берегу, и, как на грех, наскочили на какой-то невидимый островок, сели на мель.

Валерия не успела взглянуть на Фадеева, как он был уже за бортом. Вода захлестывала его почти до пояса, а он тянул за собой лодку. Да так сильно, что вода бурлила.

На берегу, греясь у костра, они смеялись, возбужденные происшедшим. И, как вспомнит потом Герасимова, вдруг по лицу Фадеева пробежала тень. Он словно уходил куда-то от этого согревающего костра.

Оказывается, перед его глазами предстал Спасск-Дальный, картины боев, ранение…

— Ведь они несли меня по грудь в ледяной воде. И это под обстрелом… А они несли, несли.

Валерия уезжает в Москву, и Фадеев начинает тосковать. Что она там? Где? Такая веселая, красивая «с черными кудрями и плавной походкой».

Всякая неопределенность его всегда угнетала. Такой он уж был человек. А здесь — в их отношениях — тоже не все ясно. Он шлет в Москву отчаянные письма.

В 1967 году в журнале «Юность» произошел такой забавный казус. С предисловием Марка Колосова был опубликован неизвестный рассказ Фадеева под названием «О любви». Было кратко сказано, что это один из ранних творческих опытов Фадеева. Написан рассказ в «гриновской» манере, но это говорит о широких творческих возможностях знаменитого писателя, заключил автор предисловия. Действующие лица рассказа: моряк Старый Пим и Валя из Бостона. Марк Колосов ошибся: он комментировал не рассказ, а… письмо Фадеева к своей невесте, написанное от лица Старого Пима, расположившегося на баке трехмачтового парусника, идущего из Саутгемптона в Гонолулу: