Фадеев

Фадеев выглядит счастливчиком, которому было дано жить за всех остальных. Он сделал отличную карьеру, пережил самые опасные времена и тут, словно больше не надеясь погибнуть по той или иной внешней причине, приговорил себя сам. Скорректировал свою судьбу, приведя ее к гибельному варианту, много раз бывшему столь вероятным.

Последним коммунаром суждено было стать Голомбику, скончавшемуся в 1974 году. «Никому из членов коммуны не выпал легкий удел, — писал он. — Наша жизнь прошла в труде и борьбе, никто из нас ни одного дня не жил бесполезно».

С браунингом и банкой варенья

Путь Фадеева в партизаны и комиссары начался с работы в большевистском подполье Владивостока — далеко не всегда безобидной.

После «белочешского переворота» летом 1918 года наиболее заметные большевики Владивостока (почти весь состав исполкома Совета во главе с Сухановым) были арестованы. Уцелела небольшая группа — Птицын, Зоя Станкова, Зоя Секретарева, доктор Сенкевич, Раев, Меркулов, Таня Цивилева, Ершов, Климов, Дольников, Игорь Сибирцев… Они ушли в подполье, занявшись организацией рабочего Красного Креста.

Реальные задачи Красного Креста были шире официальных. Организация искала средства для помощи заключенным и их семьям, снабжала продуктами и даже оружием партизанские отряды, содействовала побегам политзаключенных, печатала фальшивые документы. Петр Никифоров[30] вспоминал: «Красному Кресту было поручено, кроме обеспечения постоянной связи с тюрьмой и лагерями, доставать медикаменты, обувь, одежду, оружие и организовывать нелегальные склады, снабжать всем необходимым отряды рабочих, уходящих на фронт».

Красный Крест был своего рода школой подпольной работы для молодых. Следующими этапами становились партия и партизанское движение.

Когда в 1918 году Фадеев вернулся из Чугуевки во Владивосток к очередному учебному году, Всеволод Сибирцев сидел с Сухановым в чешском лагере, а Игорь работал в подполье. Фадеев остановился у Сибирцевых, которые тогда жили уже в одной из казарм Сибирского флотского экипажа, и сразу примкнул к подполью, где к тому времени работал «коммунар» Ися Дольников. Через Фадеева туда же попали Бородкин, Билименко, Нерезов.

В сентябре 1918 года Фадеев вступает в партию большевиков. Произошло это в той же казарме № 8 флотского экипажа. Саша волновался, Зоя Секретарева вспоминала его «тоненькую, совсем еще ребячью шею» — ему не было и семнадцати. Но коммунара все знали, в партию приняли сразу, без кандидатства.

В этот период Фадеев распространяет листовки, пишет в газету «Красное знамя»[31], выполняет другие задания. Из воспоминаний Татьяны Цивилевой: «Функции Красного Креста расширялись с каждым днем. Надо было почти ежедневно переносить большие тюки с продовольствием и одеждой в концлагерь для наших товарищей, что и делали ребята, в том числе и Саша Фадеев. Далее задачи… углублялись: помощь бежавшим из лагеря, устройство их на квартиры, обеспечение документами, одеждой, отправка в партизанские отряды; доставка в лагерь и тюрьму информации заключенным товарищам и обратно от них в подпольную парторганизацию».

Одним из необычных заданий стала охрана от бродячих собак 15 тысяч пельменей, налепленных женщинами Красного Креста для заключенных под новый, 1919 год и вынесенных на фанере для замораживания прямо на Алеутскую улицу.

Людмила Красавина (она же Настя Нешитова) вспоминала: «Мы с Сашей из Владивостока отвозили на подводе под матрацами оружие для партизанского отряда… Чтобы не слышать острой тревоги внутри нас, мы громко пели… Я была и сама не робкого десятка, но Саша удивил меня своей выдержкой. Раньше я думала, что гимназисты и интеллигенты вообще не могут быть сильными и бесстрашными, такими, как наши рабочие парни, но Саша разубедил меня в этом своей храбростью».

В другой раз вместе с Настей Саша пошел в чешский концлагерь, чтобы передать записку арестантам-большевикам. Записку спрятали в банку с вареньем. «По дороге в лагерь мы с Сашей строили планы нашего поведения в случае отказа принять варенье. Варианты плана я уже забыла, но отчетливо помню, что мы готовы были выполнить самый фантастический из них: браунингом, который был у Саши, и банкой варенья, которой была вооружена я, перебить охрану лагеря и освободить наших узников, — вспоминала Красавина. — Юным горячим сердцам невозможное казалось возможным. Однако чех не дал осуществиться нашему страстному желанию освободить товарищей — он передал банку с вареньем».