Фаэтон

Рыжий переводчик, вернувшись, снова стал малоприятным типом. Почему-то он позволял себе общаться только с Утяевым. На вопросы Ефрема отвечал односложно, вяло. Как раз Утяеву и рассказал Рыжий историю Мауса. Выяснилось, что этот гид-проходимец Маус предал Рыцаря банде Тобби-2, то есть надземному главарю. Рыцарю не простили, что тот помог Ефрему со своими друзьями скрыться. На стадионе Маус выследил и Людмилу Петровну, и, Стало быть, теперь он мог предать Ефрема с друзьями, на которых, оказывается, был объявлен в городе розыск и назначена сумма в два мешочка пуговиц тому, кто обнаружит сбежавших, особенно девочку Асю и хромого Ефрема. Вот почему они схватили на стадионе Мауса и быстро эвакуировали в подвалы всю пятерку.

Эта история, как выразился Утяев, — «улыбки на масках и,., э-э-э... ужас под масками».

Словом, ночь и день после посещения стадиона «Фаэтон» — так он, оказывается, назывался — прошли в тревоге и тяжелых разговорах.

И вот настал новый вечер, Ефрем собрался к Буру. Утяев со вздохом проводил друга до дверей.

На этот раз Бур играл вяло, выигрывал как бы нехотя. А Ефрем, напротив, изобретательно проигрывал. Он, принимая карту, останавливался на одиннадцати-тринадцати очках, либо умышленно допускал перебор —. двадцать два. Громко смеялся, шутил: «Я — гость, ты — гость». В конце концов развеселился и сам Бур. Отыграв пять своих мешочков пуговиц, Бур опять раскрыл стенку и потребовал на эстраду женщин. Но Ефрем бесцеремонно разогнал тут же появившихся полуголых красоток.

Ефрему оставалось проиграть один мешочек пуговиц, как вдруг не отходивший ни на шаг от Бура Рыжий что-то шепнул своему повелителю и тот нажал новую кнопку на щитке, который был смонтирован на стенке рядом с диваном.

Сбоку от Ефрема вспыхнул огромный экран телевизора.

— Это Маус, — сказал Рыжий, и тогда Ефрем обернулся.

Во весь рост стоял перед ними пожилой человек с неровно наклеенными бакенбардами. Он глупо улыбался и чем-то напомнил Ефрему прогоревшего делягу.

— Концерт? — спросил Ефрем.

— Совершенно верно, — подтвердил утробным голосом Рыжий.

К Маусу подошел в маске человек с ковшиком, на-полненным водой, — кажется, горячей, так как из ков-шика шел пар. Человек в маске плеснул воду из ков-шика в лицо Мауса. У того отвалились баки и кожа моментально побагровела. Маус вскрикнул и схватился руками за лицо. Но тут появились еще двое в масках, закрутили Маусу руки за спину. Послышалось закадровое кошачье мурлыканье.

Рыжий стал переводить:

— Маусу объявляется приговор... Его глаза высмат-ривали и предавали людей Бура. Приговор: рот за-шить! Его руки писали доносы на друзей Бура. Приговор: руку отрубить!..

Ефрем поднялся и схватил в ярости растерявшегося переводчика за грудки.

— Выключи! Выключи, гад!

— Я-я... — захрипел Рыжий. — Я... Щелкнул телевизор. Экран погас.

Ефрем опустился в кресло и увидел смеющегося Бура.

— Я — Бур. Ты — гость, — смеялся Бур.

— Все вы деляги, — повторил с гневом Ефрем и при-казал: — Играй!

Бур, выдержав взгляд, стал медленно тасовать ко-лоду. Долго молчал. Потом замяукал, кошачьи глаза его загорелись.

— Бур говорит, — сказал хриплым голосом Рьг-жий, — что он спасал вашу пятерку... Бур говорит, что вы можете уходить хоть сегодня ночью... Бур очень со-жалеет, что вы не выдержали испытания деньгами. Он хотел сделать вас своим заместителем. Бур подчерк-нул — ближайшим. — Рыжий замолчал, а Бур еще мяу-кал. Рыжий снова заговорил: — Бур последний рас-спрашивает: хотите остаться и сотрудничать?

Ефрем, перехватив взгляд Бура, спокойно произнес:

— Я не продажный! Хочу на родину!

Бур положил на стол колоду карт и встал. — Игра закончена, — сказал Рыжий.

* * *

Ни Людмила Петровна, ни Ася и Маратик не знали, куда они в ранний час утра, когда весь город еще спал, усевшись в шаробиль, поехали. Но Ефрем сказал им: «Друзья, не волнуйтесь, я с вами», — и все доверились этим словам. Ефрема до слез взволновала эта преданность. Он не спал ночь, собирал рюкзаки, которые ему выдали по распоряжению Бура. Главарь не пожалел продовольствия, даже сигарет и лекарства приказал выдать на дорогу, вернул последний, непроигранный мешок с деньгами...

Желтые безбородые солдатики в шаробиле на вопросы не отвечали, смотрели хмуро, и Ефрем с горечью думал, что Бур подкупил командиров, а эти рядовые автоматчики получат шиш с маслом или, если проговорятся, пулю в затылок. «Вот какие тут жестокости, елки зеленые, — думал Ефрем. -— Деляги и есть деляги, даже жизнь человека оценивается в деньгах».

Дети спали. Людмила Петровна испуганно смотрела на солдат. Тускло горели лампочки в салоне.

Из шаробиля они вышли молча, в полной тишине. Утреннее небо было хмурое, в серых облаках. Но воздух уже пах почвой. Любимой, незабытой.

Утяев вынес на руках Маратика. Ефрем — Асю. Он поставил полусонную девочку на ноги, а сам пал на колени. Наскреб пригоршню почвы. Ефрем тоже понюхал горсть почвы. Нет, она еще была неродной, незнакомой.