Фаэтон со звездой

— Достань патронов, Коля! Расплачусь не туркбонами. — И чтобы как-то сгладить необычность просьбы, дать приятелю время придти в себя, пропел дурачась:

У Джона Грея денег хватит,
Джон Грей за все заплатит...
Тра-ля-ля, тра-ля-ля!

Карие с поволокой глаза его при этом испытующе впились в лицо Ушарова, весь он напрягся, готовый к любой неожиданности.

«Патроны! Зачем ему патроны? Раз так щедро собирается платить, значит ему много патронов требуется. Но кому? Для контрабандистов? Быть может», — размышлял Ушаров. Но просьба высказана. Надо отвечать...

— Чудак, напугал ты меня! Сколько тебе надо, каких? К пистолету? При чем же деньги?! Мы же друзья, Ваграм?

— Я — торговый человек. Зачем коммерсанту оружие и патроны? Чтобы торговать! Есть щедрый покупатель. Я — посредник. На маленьких процентах.

Карапетян знал, что прежде чем ответить, Ушаров захочет узнать, кому нужны боеприпасы. Так и есть.

— Кому нужны патроны? — спросил Ушаров.

Секунду-другую молчал Карапетян. Медлил с ответом умышленно, чтобы произвести большой эффект:

— Курширмату!..

«Курширмату?! Что же, плохи, видать, дела у главнокомандующего святого воинства, если он хочет покупать патроны у Красной Армии!» — подумал Ушаров. Он-то знал лучше других, что на границе были задержаны караваны с оружием и боеприпасами. Этим объясняется и то, что даже крупные банды басмачей не принимают боя, рассеиваются по окрестным кишлакам.

— Ты пришел ко мне по заданию Курширмата? — спросил Ушаров.

— Заказ я получил. А к тебе пришел потому, что ты мой друг. Лучше ты хорошо заработаешь, чем кто другой. Верно ведь говорю? Ведь верно?

— Ты хочешь, чтобы я стал предателем? Чтобы я изменил делу, за которое пролил свою кровь? — тихо спросил Николай, сдерживаясь, чтобы не броситься на «друга». — Ты не боишься, что я тебя арестую, Карапетян?

— Зачем ты меня арестуешь? — Я — маленький человек. Ты пойди Курширмата арестуй! А-а-а, чего молчишь? Ты говоришь «дело, за которое пролил кровь». А зачем пролил? Скажи! Чтобы жить хорошо, да? А я тебе хочу помочь жить хорошо, не рискуя жизнью, не проливая драгоценную кровь. Я бы мог к другому обратиться. А я пришел к тебе.

Солнце опускалось за горизонт. В тесной комнате стало сумрачно. Предупредительный чайханщик подвесил к проволоке, спускавшейся с низкого потолка, керосиновую лампу, спросил:

— Чего угодно еще красному командиру?

— Может еще по маленькой? — предложил Ваграм.

— Потом... Задал ты мне задачу, Ваграм... Ну, допустим, я могу достать немного патронов. Тысячу-другую разве? А риск какой?

— За риск и плата!

— Дай подумаю...

«Соглашаться или нет? К чему это может привести! Отказаться — упустить возможность проникнуть к Курширмату. Но и согласиться надо не сразу. Чтобы не заподозрил подвоха.» — размышлял Ушаров.

— Я ведь не дурак. И знаю, чем все пахнет, — сказал он, задумчиво катая мякиш лепешки. — Сделай тебе доброе дело, ты меня свяжешь по рукам и ногам, будешь шантажировать.

— Я?! — искренне возмутился Карапетян. — Хлебом клянусь!..

— Не ты, так Курширмат. За одним заказом другой, третий... Потом не патроны, а оперативные планы потребует. Не сносить мне головы.

— Вай! Затем такие мысли! Курширмат не дурак, он не захочет тебя разоблачить. Тебя продаст — кто согласится на него работать, а?

— Пожалуй, ты прав. — И, будто окончательно решившись, воскликнул бодро: — Была не была! Двум смертям не бывать, а одной не миновать!

— Узнаю друга! — оживился Карапетян. — Твои слова — верные слова! Но не будем о смерти думать. Жить будем! Пить будем! Эй, чайханщик! Жарь еще шашлык! До утра гуляем! Джон Грей за все заплатит!..

— Чем Курширмат платит? — спросил Ушаров.

— Чем хочешь. Золото, драгоценности... Он озолотит тебя, не рядясь.

— Все-таки боязно. Не дай бог влипну. Надо все обдумать, взвесить, — произнес Ушаров, решивший, что прежде, чем дать окончательное согласие, надо сообщить обо всем командованию и Петерсу.

— Чего долго думать? Ну, ладно, думай, только быстро. Завтра ответ дашь?

— Завтра? Конечно! У Офицерского собрания встретимся. Ну, я пойду. Маша волноваться будет.

— Проводить? — спросил Карапетян.

— Проводи...

— Ладно, иди один. Еще напорюсь на разъезд — тебе лишние хлопоты.

Они вышли из помещения. Ноги у обоих затекли от долгого сидения на полу. Ваграм обнял Николая, сказал дремавшему у самовара чайханщику:

— Урунбай! Сейчас вернусь — рассчитаюсь.

— Зачем беспокоитесь. Потом рассчитаетесь. Заходите чаще...

Ушаров быстро шел темными, безмолвными улицами, держась ближе к деревьям, выстроившимся вдоль тротуара. На углу оглянулся. В кромешной темноте едва белели стволы тополей. Постоял минуту-другую. Прислушался. Тихо. И опять только его шаги гулко раздались в притихшем настороженном городе, видевшем тревожные сны. Тревожную тишину его берегли орудия и пулеметы крепости, от которой веером расходились широкие, удобные для сквозного прострела улицы.