Фаэты. Рассказы о необыкновенном

Глава пятая Камера откровенности

Но как постарел бедный граф де Лейе! Ферма давно не видел его и не был осведомлен о немилости к графу кардинала Ришелье. Теперь ничто не могло спасти старого вельможу. Ферма слишком хорошо знал беспощадность кардинала, который с равной жестокостью расправлялся с неугодными вассалами и с взбунтовавшейся чернью. Во всей Франции Бастилия была единственным местом, где знатность рода теряла свое значение.

Ферма подвели к оставшейся открытой двери, откуда выволокли несчастного старика.

Ферма запротестовал:

— Господин комендант дал слово, что я не переступлю порога ни одной камеры. Я не войду сюда и обжалую ваши действия!

Один из стражников усмехнулся:

— Господин комендант всегда знает, что говорит,— и с этими словами прошел вперед, но тотчас вернулся, после чего Ферма грубо втолкнули в открытую тяжелую дверь. Она тотчас захлопнулась за ним.

Ферма остался в полной темноте и услышал, как щелкает замок. Протянув вперед руки, он уперся еще в одну дверь, которая, очевидно, вела в камеру, но оказалась запертой. Недаром тюремщик вошел сюда на мгновение раньше!

Ферма попробовал повернуться, но тотчас коснулся плечом преграды. Он мог протиснуться только до боковой стенки и обратно. Он понял, что находится в тесном тамбуре, почему-то устроенном перед камерой. Как советник парламента, Ферма немало бывал в тюрьмах, но не встречал камер с таким входом.

Только сейчас он понял зловещий смысл обещаний толстого коменданта: «Гость Бастилии не переступит порога камеры». Он и не переступил его, находясь между двух дверей, с обеих сторон сжимающих пленника так, что тот не в силах был даже повернуться. И еще одну особенность установил он: обычное смотровое окошечко, через которое тюремщик наблюдает за узником, отсутствовало. Что бы это могло означать?

От догадки волосы зашевелились у Ферма на голове.

Очевидно, двойные двери тамбура нужны, чтобы ни один звук, ни один стон, ни один крик не донесся из камеры! Так вот где находился бедный старый граф де Лейе, соратник покойного короля. Король в свое время мог бы спасти, будь жив, его сына от смерти, а теперь и его самого от пыток. Да, пыток! Ибо не оставляло сомнений, что «гостя Бастилии» заперли на ночь в тамбуре камеры пыток. Так вот какой участи мог бы подвергнуться отважный философ Декарт, восставший против папы, противопоставляя разум человеческой бездумности, активное познание — невежественной покорности.

Ферма понял, что бесполезно требовать к себе коменданта и объявлять, что он не Декарт. Скорее всего, и гвардейцы не знали, кого должны схватить, руководствуясь лишь внешним описанием Рене.

Пришлось прождать всю ночь, упершись спиной в одну дверь и коленями в другую.

Когда заскрежетал замок, Ферма думал, что ему не разогнуться. Лишь усилием воли заставил он себя выпрямиться.

Сам комендант, страдая одышкой, изволил прийти за ним.

— Господин кардинал узнает о вашей любезности,— мрачно пообещал ему Ферма.

— Простите, сударь, но у меня было переданное мне указание Мазарини, первого помощника его высокопреосвященства. Поверьте мне, что я тут ни при чем! Кроме того, вам, право же, не стоило настаивать на открытии внутренней двери в камеру откровенности. Надеюсь, вы понимаете меня?

— Вполне, господин достойный комендант. Надеюсь, теперь вы препроводите меня к его высокопреосвященству господину кардиналу?

— Ваш конь оседлан, трое гвардейских всадников составят ваш почетный эскорт.

И комендант Бастилии проводил своего ночного гостя до тюремных ворот, обеспокоенный тем, что не получил письменного подтверждения переданных ему устно слов.

Трое гвардейцев на конях ждали Ферма, держа огромного оседланного коня Декарта. Из-за затекших мышц Ферма с трудом влез на него, вызвав грубые насмешки гвардейцев, но не счел нужным отвечать.

Глава шестая Ришелье

На площади, куда выходила улица Сан-Оноре, при солнечном свете Ферма мог рассмотреть все великолепие кардинальского дворца.

Пьер спешился у знакомой мраморной лестницы с широкими ступенями и в сопровождении вооруженных гвардейцев поднялся по ней.

Гвардейцы провожали его, гвардейцы толпились в анфиладе комнат и в приемной, куда Ферма привели. Он проходил мимо них с независимым видом, стараясь усилием воли побороть усталость бессонной ночи.

Гвардейцы подвели доставленного к служителю в раззолоченной одежде, который пронзительно взглянул Ферма в глаза и вышел в золоченую дверь.

Через минуту он вернулся, жестом пригласив Ферма идти за ним. Гвардейцы остались в приемной, шумно переговариваясь с однополчанами. Ферма следом за золоченым служителем миновал огромный зал официальных приемов и оказался в уютной библиотеке, где, кроме шкафов с книгами в роскошных переплетах, стояли легкие рыцарские доспехи.

За столом, заваленным книгами и пергаментами, сидел в глубоком кресле, склонясь над какой-то рукописью, тщедушный, очевидно, очень больной седоусый человек с белой остренькой бородкой. За спинкой кресла виднелась все та же фигура в серой сутане.