Но предки были мудры, и такие строгие законы возникали не на пустом месте. Их введение вызывалось простой и бесстрастной целесообразностью происходящего. В природе все подчинено рациональной необходимости и нет места чувствам. Только так каждый вид имеет шанс выжить. Только безропотно подчиняясь строгим и порой жестоким законам природы. Я это понимал умом, но сердце мое протестовало. Я испытал любовь и привязанность, и для меня эта холодная практичность законов казалась пыткой, жестоким наказанием.
Я бежал и бежал, ничего не замечая вокруг, стараясь умчаться от своих мыслей, горя, чувства потери… Вдруг перед моим носом выросла чья-то тень. Огромная тень. Я поднял глаза и втянул носом воздух. Это была Свирепая Лапа. Я никогда не видел ее живьем, знал только по маминым рассказам, но увидев чудище, я сразу понял на кого наткнулся. Эти огромные звери зимовали в берлогах, там у них появлялись детеныши. Мать выкармливала их молоком много месяцев. Ранней весной Свирепая Лапа вышла на свежий воздух и начала охотиться. Дети опустошили ее, высасывая молоко. Она сильно отощала, была очень зла и голодна. Сейчас конец весны, Свирепая Лапа успела отъесться. Добычи в такое теплое время вдоволь. Ее маленькие дети бегали по поляне. Мать еще долго будет кормить их молоком, но уже сейчас она начала учить их питаться и другой пищей: жуками, стрекозами, муравьями, птичьими яйцами, грызунами. Каждый ребенок Свирепой Лапы был гораздо крупнее меня. По возрасту они были младше и глупее, но у них уже были когтистые лапы, способные распороть мне брюхо и острые зубы, которые с легкостью могут перекусить мои лапы. Они были хищниками, как и я. Страшными, могучими хищниками. Ма всегда учила нас бежать, как можно скорее, если только наш нос учует запах Свирепой Лапы. Животное только казалось толстым и неуклюжим. Оно стремительно передвигалось и было весьма ловким. Мало кто уходил от этого существа живым…
Я оторопел, столкнувшись почти нос к носу с одним из малышей Свирепой Лапы, мамаша которого отдыхала на поляне.
— Мааааааа! — закричал он от страха низким голосом.
Я понял, что испугал его. Ему было от силы месяца три. Совсем малыш. Он не ожидал увидеть меня. До этого он встречался только с кротами и землеройками. Я был слишком крупной добычей для него. Зашипев от неожиданности и выгнув спину горбом, я зарычал, предупреждая, что со мной не стоит связываться никому. Ребенок Свирепой Лапы захныкал, сел на короткий, смешной хвостик и стал тереть нос толстой лапой. Я перестал выгибаться и шипеть, поняв, что он мал, очень мал по сравнению со мной. От него остро пахло молоком. Так знакомо, так давно забыто…
— Я напугал тебя, малыш, прости, — нежно мяукнул я, подошел и потерся о его бок. — Не плачь, я не обижу тебя. Посмотри, у меня пушистая и мягкая шкура и еще я умею петь песенку. — Я громко замурчал, показывая мирный настрой и отсутствие агрессии, и задрал хвост вверх, помахивая им из стороны в сторону, пытаясь отвлечь внимание детеныша.
— Мааааа, мааааа, — проревел малыш и потянулся к хвосту лапой.
— Мрррр, — сказал я и поджал хвост. Потом крутанулся за ним на месте, поймав зубами, брякнулся на бок, задрав все четыре лапы и замахал ими в воздухе, делая вид, что дерусь с воображаемым противником.
— Мааааа, — неуверенно сказал детеныш и попытался повторить мой маневр.
Его хвост был очень коротким, и при всем желании он не смог бы поймать его. Малыш тоже опрокинулся на спину и замахал лапами.
— Ну вот мы и нашли общий язык, — я с трудом перевел дух. — Ты только маму не зови, пожалуйста…
— Мааааа, маааааа, — закричал детеныш, вскочил и помчался короткими, смешными, неуклюжими прыжками к матери, мирно отдыхающей на поляне. Еще двое таких же малышей, способных одним прыжком раздавить меня в лепешку, поскакали к матери с разных сторон.
— Маа, мааа, ма, — Свирепая Лапа совсем не выглядела свирепой, общаясь со своими малютками. Она была как небольшая гора рядом со своими малышами-холмиками. Я спрятался за кустом и наблюдал, затаив дыхание, с какой нежностью Свирепая Лапа общалась со своими детьми. Она нежно вылизывала каждого, валяла их в траве, ласково переворачивая на спину, сама заваливалась на бок и смешно каталась, нежно рыча. Малыши прыгали по ней, пока не утомились. Наконец Свирепая Лапа улеглась на бок и нежное "мааааа", совершенно удивительным образом не сочетающееся с внешним видом громадного, чрезвычайно опасного, хитрого и ловкого зверя, вырвалось из ее пасти. Она звала детенышей, чтобы покормить их молоком.
Маленькие, вечноголодные Свирепые Лапы присосались к бугоркам на ее брюхе и вкусно зачмокали, мыча. Я обалдело наблюдал за этой редкой картиной.
"Они такие же, как мы, — думал я, — ну просто совершенно такие же, только намного крупнее. Они также любят своих детей и наверняка страдают, если им больно. Так же и Ма будет любить своих новых котят, не забывая о прежних. Это тоже закон природы. И ничто не может отменить его."