— Спокойнее, Дорис, — отечески прого¬ворил он. — Спокойнее.
— Я так больше не могу, мистер Чейко. Я больше не могу лгать. Мне страшно.
— Ничего страшного. Джэсс мне только что рассказал последние подробности. Тебе со¬вершенно не о чем беспокоиться.
— Ну как же не о чем! Ведь как ни по¬смотри, Джордж был мне мужем, и теперь все будут считать, что я во всем виновата. Он заболел первым! А я недоглядела!
— Откуда ты знаешь? — нахмурился ми¬стер Чейко.
— Завтра все будут знать. Доктор расска¬зал шерифу, шериф рассказал Мадж, Мадж — мне и, наверное, не только мне…
Мистер Чейко нахмурился, усы его него¬дующе шевельнулись. Он повернулся к доктору Рэндолфу. Тот не опустил глаз, встретив взгляд владыки с отчаянной храбростью об¬реченного.
— Зачем шериф рассказал все это Мард¬жори Купер? — спросил мистер Чейко.
— В постели чего не расскажешь, — про¬бормотала Дорис. — Мужчине же хочется показать себя… мол, все знаю, все вижу…
Мистер Чейко вновь повернулся к ней.
— Тщеславие — смертный грех, — ска¬зал он.
— Гореть нам в аду всем, если так, — ска¬зала Дорис. — Но ведь я действительно ни в чем не виновата. Я помогала городу, как мог¬ла. Забрала его бумаги, стерла файлы… А ведь что ни говорите, мы прожили с ним пятнад¬цать лет! — у нее сорвался голос.
— Ты хороший человек, Дорис, — успоко¬ительно проговорил мистер Чейко, — и у тебя будет хорошая еда. А о нем не жалей. От него не было проку в жизни, Дорис, ты же помнишь. Он не ведал, что такое настоящие ценности, у него не было принципов, не было ничего свя¬того. Он только разрушал. В нашей жизни таким нет и никогда не будет места.
— Да, но теперь эти агенты все время кру¬тятся вокруг меня. Мне кажется, даже они счи¬тают меня виноватой… Я боюсь их, они чув¬ствуют, что я говорю неправду все время…
Мистер Чейко глубоко вздохнул и прого¬ворил:
— Наш город не в один день был постро¬ен и рухнет он тоже не в одночасье. Он прочен, Дорис. Он прочен. И мы позаботимся о тебе. Ты одна из нас, ты — жительница Дадли. Это многого стоит, этим можно гордиться. Ты же понимаешь, я надеюсь? А что касается ФБР… Агенты ФБР скоро перестанут тебя беспокоить.
У Дорис Кернс приоткрылся рот. В гла¬зах проступил ужас.
— Иди домой и отдыхай. Ты поняла?
Она ответила не сразу, а когда ответила, язык у нее заплетался, и губы плясали:
— Да. Да, мистер Чейко.
— Вот и хорошо. Ни о чем тебе уже не надо думать. Будь дома и жди. Все проблемы
скоро разрешатся.
И она ушла.
Мистер Чейко вернулся к столу и снова сел напротив доктора Рэндолфа. Тот не смог сдержать злорадной усмешки.
— Вряд ли вы ее успокоили, мистер Чейко.
Седые брови старика поползли вверх.
— Почему?
— Ваши слова можно понять двояко. То ли будет покончено с агентами, то ли будет покончено с самой Дорис.
Тяжелый кулак мистера Чейко с треском вломился в столешницу. Подпрыгнули тяжелые подсвечники.
— Дорис — одна из нас! Мы должны за¬щищать ее, должны сберечь!
— Она в таком страхе, что вряд ли поняла вас должным образом, мистер Чейко.
— Как только мы начнем грызть друг друга, городу — конец. Покончить с тем беспокойством, которое доставляют нам чужаки, — это одно. Это благое и общеполезное дело. Но жители города — неприкосновенны. Так было и так пребудет вовеки.
Лицо доктора Рэндолфа было теперь непро¬ницаемым, будто восковая маска. «Идеалист, — думал доктор Рэндолф, глядя на мистера Чей¬ко преданными стеклянными глазами. — Он создал все это, создал нас, но теперь отстал от жизни. Это удел всех стариков. У него еще оста¬ются какие-то идеалы… молодые мечты… Он затеял все это для того, чтобы сбылась мечта о праведной долгой жизни, которую можно легко регулировать тем или иным рационом, — но нас это ни к чему не обязывает. Нам до его былых мечтаний дела нет, у нас — своя жизнь. Придется спасаться самим. А старики — долж¬ны исчезать. Вовремя».
— Иди, Джэсс, — негромко сказал мистер Чейко, — и займись чужаками.
Доктор Рэндолф, кивнув, поднялся из-за стола.
Молдер появился возле дома мистера Чейко получасом позже. Они со Скалли и впрямь посетили здание суда. С максималь¬ными предосторожностями вошли в архив, но предосторожности оказались излишни¬ми: кто-то побывал тут совсем недавно. В архиве стоял отчетливый угарный запах — буквально только что здесь прекратился маленький пожар. Пожар? Очень избира¬тельный пожар: огонь сожрал лишь комна¬ту, на двери которой, чуть покосившись, ви¬села табличка: «Регистрация рождений». Дверь комнаты была не заперта. Отмахива¬ясь от неторопливо плавающих в воздухе ошметков сажи и прыгая лучами фонари¬ков по углам, агенты убедились, что избира¬тельный пожар постарался на славу: кубы картотек превратились в кучи золы и пеп¬ла. Здесь агентов явно опередили.