Факел чести

Действуя быстро и осторожно, я выбрался из торпеды, таща за собой вещи. Надев рюкзак, я вновь проверил шланги, а затем включил ручной пульт и заработал рукояткой управления. Я нашел радиомаяк Вапауса, прочел сигнал, подождал минуту и проверил его еще раз. Определить координаты по показаниям приборов в рюкзаке можно было настолько же точно, как силу ветра — с помощью послюненного пальца, но повторное считывание показаний помогло мне в общих чертах понять, куда лететь. Я подкачал топливо и проследил, как торпеда задумчиво уплывает в верхние слои атмосферы. Она скользнула вниз и скрылась из виду за считанные минуты. Я заметил крохотное светящееся пятнышко впереди, слишком странное на вид, чтобы быть звездой. Настроив бинокль, я без сомнений узнал в светящемся пятне Вапаус.

Пользуясь встроенным в шлем секстантом, я приблизительно определил скорость моего приближения к цели. Цифры казались такими, какими им и следовало быть, и у меня появилась уверенность, что я вышел на нужную орбиту.

Пришло время очередного ожидания.

Час спустя я уже мог ясно различить Вапаус, который превратился из бесформенного пятнышка в ровный круг, напоминающий вид корабля со стороны кормы. Еще полчаса — и я увидел, как пятно света приобретает форму, а затем — как вращается это пятно и одновременно поворачивается ко мне другим боком.

Я слегка подправил траекторию и прибавил скорость, взяв более точный курс на цель.

Вапаус быстро увеличивался в размерах.

С помощью легкого маневра я направился точно в сторону кормы спутника. Носовая его часть представляла собой лабиринт воздушных шлюзов, причалов, доков и других сооружений. Вапаус был оживленным местом. С точки зрения экономики центром этой солнечной системы следовало считать именно Вапаус, а не Новую Финляндию. Опасаясь загрязнения планеты, финны перенесли почти всю тяжелую промышленность в космос. Однако деловая жизнь была сосредоточена в основном в носовой части спутника. Никто еще не удосужился освоить его корму. Она казалась мрачной и пустынной.

Я надеялся, что это обстоятельство окажется моим козырем.

Астероид рос, заполняя собой небо, — огромный серый силуэт, напоминающий гигантскую картофелину правильной формы. Возможно, для планеты он был маловат, но довольно обширен по людским меркам.

Внезапно оказалось, что я уже прибыл: я больше не двигался к еле различимому пятнышку, а видел перед собой рукотворную планету, громадную, как мамонт.

Я не мог разобраться, что испытываю: удивление или страх. Впрочем, это было не важно. Зрелище потрясло меня.

Останавливая и вновь запуская двигатели, я обогнул Вапаус, видя, как укорачивается цилиндрическая картофелина, оказался прямо напротив его кормы и завис в небе, обратившись лицом точно к центру круглой каменистой площадки, наполовину освещенной заходящим солнцем.

Астероид медленно и умиротворенно вращался прямо передо мной, а я спускался к нему, разыскивая место для посадки.

Я искал взглядом хороших размеров трещину в камне, говорящую о том, какому расплавлению подверглась каменная оболочка Вапауса. Кое-где пузыри, наполненные воздухом, прорвались, оставив после себя на поверхности астероида кратеры с рваными краями. Другие же остывали достаточно медленно, чтобы сохранить прежнюю форму — вероятно, они должны были напоминать купола на хаотическом ландшафте.

Я подлетел еще ближе, пока поверхность астероида не оказалась всего в тридцати — сорока метрах впереди меня — или подо мной, в зависимости от того, с какой стороны смотреть, а затем затормозил, чтобы осмотреться. Кругом был только камень, серый и бурый, и вращение, которое с километрового расстояния казалось умиротворенным, теперь достигло головокружительной скорости.

Я обнаружил, что слегка смещаюсь от центра поверхности планеты к ее боку, пока не оказался в тени. Я спустился слишком низко, чтобы видеть из такого положения солнце. Я чертовски приблизился к этому мрачному камню.

Тут же я постарался взять себя в руки. Мне предстояла виртуозная работа. Я внимательно оглядел несущуюся ко мне поверхность. Вот он! Пузырь, достигающий в поперечнике двух метров, почти прямо по курсу. Запустив двигатели, я двинулся к поверхности астероида со скоростью около метра в секунду. Пот катился у меня со лба, и я потряс головой, чтобы избавиться от него. Капли слетели с лица и немедленно высохли на внутренних стенках шлема.

Теперь я находился всего в десяти метрах над поверхностью, наблюдая за ее стремительным приближением. От приземления меня отделяли секунды. Сейчас следовало попробовать привести скорость моего движения по горизонтали в соответствие с интенсивностью вращения астероида. Требовалось двигаться с той же скоростью, что и камень, на который я намеревался приземлиться. Если мое движение окажется слишком медленным, я пропущу выбранное место и, вероятно, буду отброшен в космос. Если же поторопиться, я вообще пролечу мимо астероида и буду вынужден предпринять еще одну попытку — на этот раз под угрозой нехватки топлива.