Я приехал к зданию, где Кургинян проводил пресс-конференцию, и пробовал было поговорить с ним. Сергея Ервандовича тогда очень усиленно охранял батальон «Восток» Ходаковского. Но говорить с ним оказалось весьма сложно: Кургинян сыпал словами о предательстве Стрелкова, о его попытке скомпрометировать Путина, о том, что Россия оказывает ополчению полноценную военно-техническую помощь. Мы пробовали втолковать ему: вот люди, воевавшие в Славянске. Вот — ржавые старые автоматы. Вот гранатометы с выстрелами, просроченными еще в 2001 году. Вот три несчастных самоходных пушки «Нона», одна из коих уже несамоходна, а вторая залатана после того, как ее подбили из гранатомета. Боеприпасы к гранатометам срабатывают из пяти один, ПТУРСы — один из четырех. Что из всей помощи Стрелкову в Славянск доходила только малая часть. Но слушать он не желал, все время нас перебивая. Никаких доводов и аргументов он не высказывал, все время начинал громко и эпатажно бравировать словами, как он это умеет делать. Когда он потребовал, чтобы Стрелков прибыл к нему на беседу, я заявил ему прямо: Стрелкову некогда, он оборону организует. И вообще — сено к корове не ходит.
Кургинян страшно оскорбился, назвал меня хамом, коему не место в политике.
В общем, плюнули мы на это дело — и уехали. Все время вспоминаю, как Кургинян говорил о потоках военной помощи, и понимаю: он тогда просто не понимал, что Стрелков в Славянске — одно, а Донецк — другое. Что львиная доля помощи оружием и техникой оставалась именно в Донецке — у «Оплота» да «Востока». А вообще Кургинян этим своим поступком очень удивил. Ведь действительно есть смелость в том, чтобы критиковать министра обороны и главкома, находясь на его территории, пускай и под охраной «Востока».
Выход стрелковской бригады из Славянска меня ошарашил. Но, как подчиненный главкома, я тогда сообщил о прорыве из Славянска так:
«Игорь Иванович Стрелков принял решение — оставить Славянск. Это было реализовано ночью. Потери ополчения минимальны. Организованно и сплоченно силы ополчения вышли в сторону Краматорска, далее передислокация продолжится, очевидно, в Горловку и Донецк. Этим мы выигрываем время, пока враги передислоцируют личный состав и расчеты артиллерии. Это время можно эффективно использовать для завершения процесса объединения сил ополчения, их централизации под единоначальное командование, улучшить качество связи и коммуникации войск, усилить снабжение войск, прежде всего тяжелым оружием (артиллерией и бронетехникой)».[30]
То были отчаянные дни, когда все висело буквально на волоске. Если посмотреть карты развития ситуации, то видно, как превосходящие силы противника подошли к Донецку. Как они начинают отрезать ДНР и ЛНР от границы с РФ, действуюя с юга. Как они подошли к Донецку вплотную и принялись перекусывать территорию республик пополам, полностью окружив столицу ДНР. Всякое тогда было. И Стрелков впадал подчас в отчаяние: его душевных сил не хватало. Наш товарищ, Буйный, его столько раз поддерживал в разговоре по душам.
Но только тот, кто тогда не был в Донбассе, не имеет права обвинять. Нас просто давили массой, засыпали тысячами снарядов. Этого не видели даже те, кто воевал в Афганистане и Чечне.
Поднимая знамя Новороссии
Даже в самые тяжелые и трагические дни августа 2014-го, когда многие предрекали разгром ДНР и ЛНР, я не желал спускать идейное знамя Новороссии. Наоборот, нужно было заявить всем, что Донбасс — лишь часть Новороссии. И мы не должны замыкаться в его пределах. Мы и в те дни, перед лицом смерти, продолжали формировать идеологию Новороссии.
1 августа на заседании Верховного Совета Донецкой Народной Республики депутат Мирослав Руденко заявил о создании депутатской группы «Новороссия» в парламенте ДНР. В нее вошли 23 человека.
Неформально группа была создана во второй половине июня. Группа единым фронтом выступала в дебатах в Верховном Совете за нормализацию работы высшего законодательного органа республики. Депутаты смогли добиться отставки отсутствующего полтора месяца на территории ДНР Дениса Пушилина и выборов нового председателя ВС ДНР.
Мы, как молодая Советская Россия, ставили перед собою самые амбициозные цели. Если красные даже в голодном и холодном 1920-м говорили о своем освободительном походе на Запад, то я обращался ко всему Юго-Востоку и говорил о нашем будущем. Приведу свое интервью тех дней…