Так я выступал тогда — и так думаю сегодня.
В начале августа мы, оказавшись на пороге гибели, все-таки дождались помощи. Началось контрнаступление…
Конец первой части
Контрнаступление и «перезагрузка»
Дальнейшее повествование о войне в Донбассе получится, скорее, в форме послесловия к первой части книги. Не требуйте от меня большего, читатель. Ибо ведь война еще далеко не закончена, и будем считаться с соображениями необходимой секретности. Поверьте, я очень многое знаю. Просто об этом можно будет рассказать позже, когда стихнет буря войны.
Известие о начале контрнаступления застало меня в Антраците, куда мы приехали накануне. Сначала никто и ничего не понимал, ведь никто не ждал того, что на территории Донбасса появятся российские добровольцы, взявшие отпуска. Впрочем, зачем ерничать по этому поводу? Русские и советские офицеры давно следовали традиции «отпускничества» и ехали воевать добровольцами. Знаменитый русский генерал Михаил Черняев (1828–1898), покоритель Ташкента в 1865-м, тоже ведь поехал добровольцем в 1875 году в Сербию, чтобы возглавить армию, воюющую с турками. А до этого, в 1873-м, возглавил газету «Русский мир». Такое вот совпадение. Русские военные ехали добровольцами в армию буров, чтобы воевать с англичанами в 1899–1902 годах. Советские офицеры подавали рапорты, чтобы помогать Испанской республике в 1936–1938 годах. Бывшие белые штабс-капитаны и поручики устремлялись на войну Чако 1932–1935 годов. Наши военные рвались в Корею, в Египет, в Анголу. Сколько военных после трагедии 1991 года поедет биться за Абхазию, Приднестровье, за сербов в Боснии? Так что удивляться появлению отпускников в Донбассе августа 2014-го, право, не приходится.
Никакой паники не было. Помню свои ощущения. Ах, отрезали? Ну, будем теперь стоять насмерть. Будем в Донецке биться за каждую улицу, каждый дом. И будут у нас свои «дома Павлова», как в Сталинграде. Пришел какой-то спокойный, хладнокровный фатализм: чему быть — того не миновать.
В Антраците мы оказались потому, что везли на автобусе ополченцев из России, и застряли, потому что не было коридора. Тогда под Антрацитом казаки взяли в плен восьмерых бойцов Волынской мехбригады ВСУ. «Западенцев». Помню, как приводят первого и начинают бить. Губу нижнюю до крови рассекли. Останавливаю это безобразие.
— Стоп-стоп, ребята, так с пленными нельзя! — говорю.
В ответ слышу от разгоряченного ополченца: «Да мою маму при обстреле убило осколком!»
— Все понимаю, — продолжаю настаивать. — Но так все равно нельзя. Нельзя издеваться над пленными, и не ради какого-то международного права, а просто потому, что мы должны быть другими. Внутри. Для себя самих. Мы не должны вести себя так, как наши враги-каратели, нелюди и звери. Нужно показать свое благородство. Что мы — русские люди Донбасса, защищающие свои дома, а не какие-то наемники…
Пленных отвели помыться и переодели. Один был ранен — его перевязали. Дали мы им и мобильные телефоны, чтобы родным позвонили. Расчет мой был таков: потом, когда их обменяют, они всем знакомым расскажут, что мы — не звери. Нет, под украинские телекамеры они непременно скажут про нечеловеческие пытки, о том, как их чуть ли не на ремни резали. А вот своим, в личных разговорах, они поведают совсем иное. Заработает «сарафанное радио». В общем, обошлись мы с пленными хорошо, сфотографировали и сняли видео, выложили все в Интернет. А раненого девятнадцатилетнего пацана решили обменять. Поехали на позиции, накинули на него белую простыню.
Но у позиции, которую занимала минометная батарея ВСУ, на нас обрушился минометный и пулеметный огонь. В общем, схватили мы пленного пацана — и на машинах ретировались. Но снятое и выложенное в Сеть видео с ним увидел отец пленного. Да и поговорили мы тогда с тем пленным мальчишкой. Оказывается, собрался он жениться на первой в своей деревне красавице, и решил предстать перед ней героем. На войну отправился.
Помню, как он слезами умывался у нас. Мол, никогда больше не пойду на войну. Говорил, что не понимал, куда шел. Как всех зомбировала пропаганда. Как все думали, что придется воевать с чеченцами и наемниками-террористами из РФ. А тут он увидел, что воюют местные.
В общем, вечером того дня мы, прорвавшись через минометный обстрел на трассе между Антрацитом и Краснодоном, вернулись в Донецк. Правда, шедшему за нами автобусу не повезло: он сгорел от выстрела РПГ. Слава богу, он пустым шел, а водитель успел выскочить и заскочить в наш автомобиль.