В свое время Хонор Александер-Харрингтон знала довольно много опасных людей. Зилвицки был тому примером, как по-своему смертоносным был юный Спенсер Хоук, даже здесь настороженно стоящий за ее спиной. Но у этого молодого человека был ясный, чистый, незамутненный вкус меча. На самом деле, его мыслесвет был настолько близок к свету древесного кота, насколько Хонор когда-либо пробовала у человека. Конечно, не злой, но... прямой. Очень прямолинейный. Для древесных котов враги делились на две категории: те, с кем обошлись соответствующим образом, и те, кто еще был жив. В этом отношении, мыслесвет этого ничем не примечательного на вид молодого человека был точно таким же. В нем не было ни малейшего следа злобы. Во многом он был чистым и прохладным, как омут с глубокой неподвижной водой. Но где-то в глубине этого омута притаился Левиафан.
За прошедшие десятилетия Хонор познала себя. Не идеально, но лучше, чем когда-либо делало большинство людей. Она столкнулась лицом к лицу с волком внутри себя, склонностью к насилию, характером, скованным дисциплиной и направленным на защиту слабых, а не на охоту на них. Она видела этот аспект себя, отраженный в зеркальной поверхности стоячей воды этого молодого человека, и с внутренней дрожью поняла, что он был даже более склонен к насилию, чем она. Не потому, что он жаждал этого хоть чуточку больше, чем она, но из-за его сосредоточенности. Его цели.
Он был не просто Левиафаном; этот человек был еще и Джаггернаутом. Посвятивший себя точно так же, как она, защите людей и вещей, о которых он заботился, и гораздо более безжалостный. Она могла с готовностью пожертвовать собой ради того, во что она верила; этот человек мог пожертвовать чем угодно от их имени. Не ради личной власти. Не для получения прибыли. Но потому, что его убеждения и честность, с которой он их придерживался, были слишком сильны для чего-либо другого.
Но хотя он был целеустремлен, как мясницкий топор, он не был калекой-психопатом или фанатиком. Он будет истекать кровью за то, чем пожертвовал. Он просто сделал бы это в любом случае, потому что он заглянул в глаза себе и своей душе и принял то, что он нашел там.
- Могу ли я предположить, капитан, - спокойно сказала она, - что политические связи этого молодого человека, скажем так, могут сделать его чуть-чуть персоной нон грата в этих официальных разведывательных органах?
- О, я думаю, что вы могли бы сказать это, ваша светлость. - Зилвицки улыбнулся без особого юмора. - Герцогиня Харрингтон, позвольте мне представить вам специального сотрудника Виктора Каша из хевенитской федеральной разведывательной службы.
Каша спокойно наблюдал за ней, но она чувствовала, как за его невыразительным фасадом нарастает напряжение. Эти "просто карие" глаза оказались намного глубже и темнее, чем она сначала подумала, и они создавали замечательную маску для того, что происходило за ними.
- Офицер Каша, - повторила она почти мелодичным голосом. - Я слышала о вас несколько довольно примечательных вещей. Включая ту роль, что вы сыграли в недавней... смене лояльности Эревона.
- Я надеюсь, вы не ожидаете, что я выскажу свое сожаление об этом, герцогиня Харрингтон. - Голос Каша был внешне таким же спокойным, как его глаза, несмотря на несколько усилившийся укол опасения.
- Нет, конечно, не ожидаю.
Она улыбнулась и отступила на полшага, чувствуя, как Хоук внутренне напрягся позади нее при объявлении личности Каша, прежде чем она махнула на удобные кресла в куполе.
- Садитесь, джентльмены. А потом, капитан Зилвицки, возможно, вы сможете объяснить мне, что именно вы делаете здесь, в компании одного из самых известных секретных агентов - если это не оксюморон - на службе у зловещей Республики Хевен. Я уверена, что это будет увлекательно.
Зилвицки и Каша переглянулись. Это было короткое мгновение, скорее ощутимое, чем увиденное, а потом они уселись в унисон. Хонор заняла кресло перед ними, а Нимиц стек к ней на колени, когда Хоук отошел чуть в сторону. Она почувствовала, как Каша осознал, каким образом передвижение Хоука освободило его оружие и убрало саму Хонор с линии огня. Хевенит не подал никаких внешних признаков того, что он заметил, но на самом деле это его скорее позабавило, отметила она.
- Кто из вас, джентльмены, хотел бы начать? - спокойно спросила она.
- Полагаю, это я, - сказал Зилвицки. Он посмотрел на нее, потом пожал плечами.
- Во-первых, ваша светлость, я прошу прощения за то, что заранее не согласовал визит Виктора с вашими охранниками. Я скорее подозревал, что у них нашлось бы несколько возражений. Не говоря уже о том, что он хевенитский оперативник.