Факел в ночи

Удаляющиеся шаги Надзирателя отдавались эхом в пустом лодочном сарае. Я потянулась за мечом с твердым намерением заставить его говорить, но Авитас схватил меня за руку.

– Нет, Сорокопут, – прошептал он. – Он никогда ничего не скажет без причины. Подумайте – он, должно быть, дал намек.

На кой черт мне его намеки! Я сбросила руку Авитаса, вынула из ножен меч и направилась вслед за Надзирателем, намереваясь заставить его говорить. И тотчас меня осенило – он ведь сказал кое-что, отчего волосы на затылке встали дыбом. «Вот недавно я занимался одним. Впрочем, неожиданных не было».

– Витуриус, – сказала я, – он у вас.

Надзиратель остановился. Я не видела лица старика – он стоял ко мне вполоборота – но прекрасно уловила в его голосе улыбку.

– Отлично, Сорокопут. В конце концов вы меня не разочаровали.

40: Лайя

Мы с Кинаном сидели на корточках под упавшим бревном и наблюдали за пещерой. С виду в ней не было ничего особенного.

– В полумиле от реки. Вокруг растут вечнозеленые тсуги. Выходит на восток. Рядом есть ручей, бегущий на север, и в сотне ярдов к югу гранитная плита, лежащая на боку. – Кинан кивком указывал на каждый ориентир. – Это наверняка то самое место.

Он натянул капюшон поглубже. Оба его плеча были густо припорошены снегом. Ветер со свистом кружил вокруг нас, швыряя ледяные пригоршни в глаза. Несмотря на флисовую подкладку в сапогах, которые украл для меня Кинан еще в Дельфиниуме, я не чувствовала ног от холода. Зато метель скрывала нас и заглушала крики, доносившиеся из тюрьмы.

– Мы не видели никакого движения. – Я плотнее закуталась в плащ. – И метель все сильнее. Мы теряем время.

– Знаю, ты думаешь, я сумасшедший, – сказал Кинан. – Но я не хочу, чтобы мы с тобой попали в ловушку.

– Там никого нет, – настаивала я. – Мы не видели никаких следов, вообще никаких признаков, что в этом лесу есть кто-то, кроме нас с тобой. И что, если Дарин и Элиас сидят там раненые и голодные?

Еще секунду Кинан смотрел на пещеру, затем встал.

– Хорошо, пошли.

Когда мы подошли ближе, я почувствовала, что больше не могу осторожничать. Я достала кинжал, обошла Кинана и с опаской шагнула в пещеру.

– Дарин? – прошептала я в темноту. – Элиас?

Пещера выглядела заброшенной. Впрочем, Элиас наверняка бы позаботился, чтобы с виду она казалась необитаемой. За спиной вспыхнул огонь – Кинан поднял лампу, осветив стены, опутанные паутиной, и засыпанный листвой пол. Пещера оказалась небольшой. А лучше бы наоборот. Тогда бы пустота не пугала такой безнадежной определенностью.

– Кинан, – прошептала я. – Не похоже, чтобы здесь кто-то появлялся за последние несколько лет. Элиас мог сюда и не добраться.

– Смотри. – Кинан дотянулся до глубокой щели в дальней стене пещеры и вытащил оттуда сумку. Я взяла у него лампу, чувствуя, как внутри затрепетала надежда. Кинан поставил сумку, засунул руку поглубже в трещину и извлек знакомые мечи.

– Элиас, – выдохнула я. – Он был здесь.

Кинан открыл сумку и достал хлеб недельной давности и гнилые фрукты.

– Он давно сюда не возвращался, иначе бы все это съел. – Кинан взял у меня лампу и осветил оставшуюся часть пещеры. – Нет признаков, что твой брат был тут. Разана через неделю. Элиас уже должен был вызволить Дарина.

Снаружи выл ветер, точно разгневанный дух, жаждущий освобождения.

– Мы можем пока укрыться здесь. – Кинан бросил свою сумку. – В любом случае в такую метель нам сложно будет найти другое место для ночлега.

– Но нам надо что-то делать, – сказала я. – Мы не знаем, пробрался ли туда Элиас, освободил ли Дарина, жив ли Дарин…

Кинан взял меня за плечи.

– Мы добрались сюда, Лайя. Мы дошли до Кауфа. Как только метель уляжется, мы выясним, что случилось. Мы найдем Элиаса и…

– Нет, – раздался голос. – Вы его не найдете. Потому что его здесь нет.

Мое сердце упало. Я сжала рукоять кинжала, но когда увидела три фигуры в масках, стоящих у входа в пещеру, поняла, что пользы он мне не принесет.

Одна из них, на полголовы выше меня, шагнула вперед. Под меховым капюшоном ее маска переливалась серебряным блеском.

– Лайя из Серры, – произнесла Элен Аквилла. Если бы у метели, что бушевала снаружи, был голос, то он оказался бы точно таким, как у нее – холодным, бесчувственным, неживым.

41: Элиас

Дарин был жив. В камере, в нескольких ярдах от меня.

И его пытали, доводя до безумия.

– Мне надо как-то попасть в ту камеру, – рассуждал я вслух. А это означало, что мне нужны графики допросов и смены охраны. Мне нужны ключи от кандалов и от двери Дарина. Друсиус заведовал этой частью блока для допросов, у него и хранились ключи. Но он никогда не подходил ко мне настолько близко, чтобы я мог схватить его. Нет ключей. Тогда нужны булавки, чтобы открыть замки. Мне надо две…

– Я могу помочь тебе. – Тихий голос Таса вклинился в мои размышления. – И… здесь есть другие, Элиас. Среди книжников в тюрьме зреет бунт. Скириты – их десятки.

Слова Таса не сразу дошли до меня, но когда я понял, о чем он, то ошеломленно уставился на него:

– Надзиратель кожу с тебя сдерет… и любому, кто тебе поможет. Конечно, нет.