Факел

— Таинственное тяготение, которое испытывает мужчина к одной-единственной женщине, — вот это и есть любовь. Она — порождение не только тела, но и духа. И узы ее остаются крепкими, даже когда о теле забывают совсем. Можно сказать, что любовь — это взаимное влечение, которым Афродита одаряет мужчин и женщин, и цель его — брак и дети. Но, возможно, женщина определила бы любовь по-иному, чем я, мужчина.

— Но как же так? — не отступал молодой асклепиад. — Мне приходилось слышать о чувственных удовольствиях, которым женщины предаются между собой или даже в одиночестве. И мужчины тоже. Так что же это — любовь?

Гиппократ пожал плечами.

— Любовь — это нечто гораздо большее, чем простое удовлетворение плотских желаний. Эмпедокл сказал бы, что любовь — это сила, пронизывающая всю природу и соединяющая противоположности: мужчину и женщину, сухость и влагу, жар и холод. Вражда или ненависть, согласно ему, есть сила, обратная любви. Она сближает подобное и разъединяет противоположное. Кто-то из моих больных сказал мне недавно: «В семье есть место только для одной любви». Эти слова во многом справедливы. В семье есть место только для любви мужчины к женщине и женщины к мужчине. Такая любовь и создает семью. Любовь между родителями и ребенком, конечно, очень сильна и имеет большое значение. Но ее следовало бы называть как-нибудь иначе — нежностью или привязанностью. А чувство, соединяющее остальных ее членов, опять-таки следует называть по-другому: дружбой, товариществом. При естественных условиях ничего другого не бывает. Тайные способы удовлетворения своих страстей не свойственны обычному порядку вещей. Можно заметить проявления полового любопытства у молодых животных. Оно исчезает с наступлением зрелости. То же относится и к человеку — оно исчезает при наличии достаточных физических упражнений, занятости, естественного образа жизни.

Сосандр одобрительно хмыкнул. Потом, заметив, что все молчат, откашлялся и заговорил:

— Условия жизни в армии далеки от естественных. Условия жизни в некоторых семьях также бывают неестественными, особенно если хозяин дома находится в долгой отлучке или ищет развлечений на стороне. Тогда любовь уходит, и ее место занимает вражда. Да, Эмпедокл нашел очень удачное слово! Когда мужчина в армии или в семье обращается к мужчине, а женщина к женщине или же они обращаются сами к себе, это всегда следствие неестественных условий. Я согласен, что все это не подпадает под определение любви. И не могу определить ее лучше, чем это сделал Гиппократ. Правда, он определил ее с точки зрения мужчины и сказал, что взгляд женщины может быть иным. Но ни одна женщина, как бы хорошо она ни понимала, что такое любовь, не станет ломать голову над ее определением.

— Однако, — продолжал Сосандр, многозначительно глядя на брата, — у этого вопроса есть и еще одна сторона, о которой никто не упомянул. Когда врач входит в дом больного, он неизбежно подвергается серьезной опасности — опасности быть оклеветанным. Даже когда он держится безупречно, как, например, держался ты, Гиппократ, в доме македонского вельможи, он превращается в добычу злых языков. Тебе следует узнать, что о тебе и Фаргелии ходят разные сплетни. Рассказывают даже нелепую историю о драке между тобой и ее мужем.

Гиппократ рассмеялся:

— Жаль, что ты не видел старика: не слишком-то грозным он был противником!

Сосандр хлопнул себя по колену огромной ладонью.

— Хотел бы я знать, кто распускает эти сплетни!

Гиппократ укоризненно покачал головой, но остановить Сосандра было не так-то просто.

— Я знаю, ты хочешь, чтобы мы не обращали на них внимания Я знаю, что ты ничего сделать не можешь. Но зато мы можем — мы все. Мы можем опровергать эти лживые измышления, если услышим их. — Он вскочил и зарычал: — Если я изловлю того, кто первым сочинил эту ложь, я своими руками задушу его… или ее!

Внезапно он бросился прочь, и все молча смотрели, как он сердито шагает через сад. Они были бы рады громко выразить свое согласие с ним, но положение было слишком щекотливым и требовало большого такта. И вот, не зная, что сказать, они не сказали ничего и потихоньку разошлись, храня неловкое молчание. Гиппократ, изумленный и растерянный, остался сидеть один под платаном, глядя в сгущающиеся сумерки.

Через несколько минут он услышал шаги и, обернувшись, увидел возвращающегося Пиндара.

— Эти сплетни — нелепая бессмыслица, учитель. Никто в Мерописе им не верит. Забудь о них.

— Постараюсь, Пиндар, — ответил Гиппократ. — Есть много куда более важных вещей. До триопионского праздника осталось только два дня… Кстати, скажи мне, как продвигается лечение Пенелопы.

Глава XIII Эмпедокл и боги

На другой день к вечеру сыновья Гераклида вместе шли по саду.

— Эмпедокл просил, чтобы мы собрались под платаном раньше обычного, — сказал Гиппократ. — Он хочет прийти туда, чтобы попрощаться. Я не совсем понял, что он, собственно, имел в виду.