Инстинкт размера направляет наше внимание и ограниченные ресурсы на отдельные случаи идентифицируемых жертв, которые страдают на наших глазах. Сегодня доступен огромный объем данных, чтобы проводить такие же сравнения, какие я делал в Накале, в глобальном масштабе, и результат неизменен: в странах первого и второго уровней детские жизни спасают не врачи и не больничные койки. Врачей и койки пересчитать легко, а политики обожают открывать новые больницы. Однако снижение детской смертности достигается в основном благодаря мерам, предпринимаемым за стенами больниц силами местных медсестер, акушерок и образованных родителей. Особенно матерей: данные показывают, что повышение уровня детской выживаемости в мире наполовину обусловлено грамотностью матерей. Сегодня выживает больше детей, потому что эти дети не заболевают. Обученные акушерки помогают их матерям при беременности и родах. Медсестры их прививают. У них достаточно еды, их родители растят их в тепле и чистоте, люди вокруг моют руки, а их матери в состоянии прочитать инструкцию на пузырьке с лекарством. Если вы вкладываете деньги в улучшение здоровья на первом и втором уровнях, вкладывать их следует в начальные школы, образование медсестер и вакцинацию. Большие сияющие больницы подождут.
Чтобы не делать из мухи слона, вам потребуется всего два волшебных инструмента: умение сравнивать и делить. Что-что? Вы и так это умеете? Прекрасно, тогда используйте свои навыки. Возьмите это в привычку! Я покажу вам как.
Избегая одиноких цифр, вы будете реже ошибаться при оценке важности тех или иных показателей. Никогда не оставляйте цифры в одиночестве. Не верьте, что одной цифры достаточно. Если вам дают одну цифру, просите хотя бы еще одну. Цифры нужно сравнивать.
Особенно остерегайтесь больших чисел. Как ни странно, числа определенной величины, которые ни с чем не сравниваются, всегда кажутся большими. А разве может большое не быть важным?
В прошлом году умерло 4,2 миллиона детей.
Это самый свежий показатель детской смертности до года в мире, представляемый ЮНИСЕФ. Мы часто видим одинокие и эмоционально заряженные цифры вроде этой в новостях и материалах благотворительных фондов и организаций. Такие цифры вызывают отклик.
Вы можете представить 4,2 миллиона мертвых младенцев? Цифра кажется жуткой, тем более мы знаем, что почти все они умерли от легко предотвращаемых болезней. Разве кто-то способен сказать, что она не огромна? Вероятно, вы тоже считаете ее неоспоримо громадной, но вы ошибаетесь. Именно поэтому я ее и назвал. На самом деле она
Если представить, как трагична каждая из этих смертей для родителей, которые так долго ждали, когда их ребенок впервые улыбнется, сделает первые шаги и начнет играть, а вместо этого похоронили младенца, от этой цифры захочется плакать. Но слезами горю не поможешь. Лучше трезво поразмыслить о человеческих страданиях.
Цифра 4,2 миллиона относится к 2016 году. Годом ранее умерло 4,4 миллиона младенцев. Еще годом ранее — 4,5 миллиона. В 1950 году — 14,4 миллиона. Иначе говоря, в сравнении с сегодняшним днем тогда умирало почти на 10 миллионов младенцев больше. Вот так вдруг эта страшная цифра начинает казаться меньше. На самом деле этот показатель сегодня достиг минимума.
Само собой, я первый мечтаю, чтобы уровень младенческой смертности снижался еще быстрее. Но, чтобы понимать, как действовать и как распределять ресурсы, важнее всего вести скрупулезные подсчеты и оценивать, что работает, а что нет. Вполне очевидно, что в мире предотвращается все больше смертей. Но мы никогда бы не поняли этого, не сравнив две цифры.
Вьетнамская война для моего поколения стала тем же, чем сегодня становится сирийская.
За два дня до Рождества 1972 года семь бомб убили 27 пациентов и сотрудников больницы Бах Май во вьетнамском Ханое. Я в то время учился на медицинском факультете Уппсальского университета в Швеции. У нас было достаточно медицинского оборудования и желтых одеял. Мы с Агнетой организовали сбор необходимых вещей, упаковали их в коробки и отправили в Бах Май.
Пятнадцать лет спустя я приехал во Вьетнам оценить эффективность шведской гуманитарной помощи. Однажды за обедом я ел рис за одним столом со своим местным коллегой, доктором Ниемом, и решил расспросить его о прошлом. Он сказал, что был в больнице Бах Май, когда упали бомбы, а после этого руководил распаковкой коробок с гуманитарной помощью, пришедших со всего мира. Я спросил, помнит ли он желтые одеяла, и поежился, когда он описал мне рисунок ткани. Казалось, мы дружили всю жизнь.
В выходные я попросил Ниема показать мне памятник Вьетнамской войне.
— Вы имеете в виду Освободительную войну против Америки? — поправил меня он.