Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

И все же я не теряю надежды, что из нищеты выберутся и эти самые несчастные люди мира, ведь нищета всегда кажется беспросветной. Пока народ мучили войны и голод, невозможно было представить, чтобы Китай, Бангладеш и Вьетнам встали на путь прогресса. Сегодня эти страны, возможно, производят большую часть одежды из вашего гардероба. Тридцать пять лет назад Индия находилась на том же уровне, на котором сегодня находится Мозамбик. Вполне вероятно, что за следующие тридцать лет Мозамбик, как и Индия, полностью перейдет на второй уровень и станет надежным торговым партнером. Мозамбик имеет выход к прекрасному побережью Индийского океана, которое в будущем станет центром международной торговли. Почему же стране не процветать?

Никто не может предсказать будущее со 100-процентной вероятностью. Я не уверен, что это случится. Но я поссибилист, и факты убеждают меня: это возможно.

Инстинкт судьбы не позволяет нам поверить, что Африке под силу догнать Запад. Африканский прогресс, если его вообще замечают, кажется лишь белой полосой развития континента, временным отступлением от его нищенской, терзаемой войнами судьбы.

Тот же инстинкт заставляет нас воспринимать непрерывный европейский прогресс как должное, в результате чего текущая экономическая стагнация Запада считается лишь временным явлением, от которого страны вскоре оправятся. После мирового экономического кризиса 2008 года Международный валютный фонд неизменно прогнозировал 3-процентный годовой экономический рост для стран четвертого уровня. Пять лет страны четвертого уровня не демонстрировали такие темпы роста. Пять лет МВФ неизменно говорил: «В следующем году мы вернемся к нормальному темпу». В конце концов, МВФ понял, что нет никакого «нормального» темпа, к которому следует вернуться, а потому снизил прогнозируемые темпы роста до 2 процентов. В то же время МВФ признал, что быстрый рост (более 5 процентов в год) в эти годы наблюдался в странах второго уровня, включая Гану, Нигерию, Эфиопию и Кению в Африке, а также Бангладеш в Азии.

Почему это важно? Одна из причин в том, что прогнозы аналитиков МВФ оказывали серьезное влияние на то, куда инвестировались ваши пенсионные накопления. Ожидалось, что страны Европы и Северной Америки будут демонстрировать быстрый и стабильный рост, что делало их привлекательными для инвесторов. Когда прогнозы не оправдались и рост оказался не таким уж быстрым, ваши пенсионные накопления тоже не выросли. Предполагалось, что в этих странах риски будут низкими, а окупаемость инвестиций — высокой, но на самом деле все оказалось наоборот. В то же время африканские страны с огромным потенциалом роста недополучили инвестиций.

Другая причина заключается в том, что, работая в компании на старом «Западе», вы, вероятно, упускаете возможности крупнейшей в истории экспансии на потребительские рынки стран со средним уровнем доходов, которая происходит сегодня в Африке и Азии. Местные бренды уже закладывают фундамент роста, проводят маркетинговые кампании и захватывают эти континенты, а вы до сих пор не понимаете, что именно происходит. Потребительский рынок Запада был только началом. Впереди нас ждет гораздо большее.

Дети и религии

В 1998 году по окончании вводной лекции по глобальному здравоохранению большинство студентов направилось к кофемашине, но одна девушка задержалась. Она медленно шла по проходу со слезами на глазах, а потом, заметив, что я смотрю на нее, остановилась и отвернулась к окну. Она была явно расстроена. Я решил, что у нее возникла проблема, по которой она не сможет с должным вниманием отнестись к занятиям. Однако не успел я произнести и слова утешения, как она повернулась ко мне, взяла себя в руки и спокойным голосом сказала то, чего я никак не мог ожидать:

— Моя семья из Ирана. Вы только что рассказывали, как быстро в Иране прогрессирует здравоохранение и образование. Это первая хорошая вещь, которую я услышала об иранском народе в Швеции.

Студентка сказала это на чистом шведском отчетливым стокгольмским акцентом: она явно всю жизнь прожила в Швеции. Я был поражен. Я просто показал данные ООН об увеличении ожидаемой продолжительности жизни и сокращении среднего числа детей на одну женщину в Иране. Кроме того, я отметил, что это важное достижение, поскольку нигде число детей не сокращалось быстрее: еще в 1984 году женщины в среднем рожали больше шести детей, а пятнадцать лет спустя — уже меньше трех.

Это был один из малоизвестных примеров быстрых перемен в странах со средним уровнем доходов, произошедших в 1990-х годах.

— Не может быть, — ответил я.