Фактор беспокойства (СИ)

Но эти парни к делам своих политиков отношения не имеют. Их интересуют более приземлённые вещи и наш «разговор о девушках» вскоре плавно переходит на лётную тематику. Рассказываю о перспективах авиастроения и о том, что вскоре мир авиации изменится кардинально. Это пока ещё в проектах, но авиаконструкторы уже задумываются о реактивных самолётах. И это не фантастика, уже через пять лет в Германии поднимется в небо первый реактивный «Heinkel He 176». Об этом хорошо помню по фильмам из своего прошлого. На память о встрече фотографируюсь в окружении лётчиков эскадрильи на фоне «моего» Пишутера, и мы расстаёмся добрыми друзьями. Договариваемся с Шеннолтом, что тот попробует уговорить полковника Паттерсона на пару учебных воздушных поединков, а я постараюсь договориться с Тосканини и выкроить для полётов хотя бы одну неделю. Утром улетаю с «Райт Филд» и вечером уже вновь в Нью-Йорке.

* * *

Грёбаная вездесущая пресса… Благодаря ей, моим «хитрым военным планам» сбыться не суждено. Нет, Маэстро Артуро Тосканини с большим удовольствием согласился меня «подменить на недельку», и Шуберт, чуток поворчав для порядка, тоже особо возражать не стал. И всё было бы хорошо, если бы мой фотоснимок с пилотами авиабазы «Райт Филд» на фоне «Боинга» не попал в местную газетёнку. Вместе с небольшой заметкой «о встрече советского композитора с лучшими авиаторами Воздушного Корпуса». Да уж… Убил бы этого «папарацци»! Гневное письмо «американского патриота» в ответ на ту заметку чуть было не вызвало «международный скандал». Я видите ли был допущен «к секретной технике» и теперь «советы» знают все самые последние сокровенные тайны Америки! Пипец! И где только смогли откапать такого замшелого «патриотического идиота». Оно, конечно понятно, что это очередная провокация, но антисоветская истерия и вой могли бы подняться нешуточные. Вот только скандал был не в интересах госдепа и его быстро замяли. Мою поездку объяснили «творческой встречей композитора с поклонниками его таланта». А все намёки на мой воздушный пилотаж списали на обычную невнимательность корреспондента, что не смог отличить «Пишутер» от «Кузнечика». Угу, спутать моноплан и биплан, это ещё надо постараться. Однако «шторм утих» так и не разразившись.

Только о продолжении полётов теперь и думать нечего. «Волна» от этого несостоявшегося «шторма» докатилась до Консульства и мне стало понятно, что «границы дозволенного» всё-таки у меня имеются. Раньше думал, что только товарищ Розенберг умеет так громко орать и оживлённо размахивать руками, но ошибался. Товарищ Толоконский ничуть ему в децибелах и экспрессии не уступает, но вот ругается гораздо изощрённей. Впрочем, ничего нового о себе не услышал, так что ему можно было бы и не напрягать свои голосовые связки. Отделался только «порицанием и устным выговором», а также распоряжением написать объяснительную записку по поводу моего «возмутительного поведения» и тщательно изложить все технические нюансы американского истребителя. С этого и надо было начинать, чего орать-то сразу? Напишу, чай рука не отвалится. По «Деуватину 500» тоже писал, хоть и не просили. Но будет ли прок от моей писанины? Эти самолёты интереса для СССР не представляют. Особых новинок в них нет, года через три-четыре оба уже безнадёжно устареют. Единственное что имеет интерес и ценность, так это самолётные рации, но ради них никто самолёт не купит.

* * *

В середине ноября в «Русской чайной» неожиданно встречаю Людочку Лопато. Встреча для нас обоих вышла неожиданной и радостной. Люсенька похорошела и расцвела, превратившись из юной барышни в очаровательную молодую женщину. Разговорились, и тут узнаю печальную новость. Злоупотребление курением всё-таки отразилось на здоровье главы семьи и после тяжёлого заболевания в начале лета Илья Аронович скончался. Людмила вместе со своей мамой решили сменить обстановку и оставить дом в Париже, где всё тягостно напоминало о горечи последних дней отца и мужа. Приглашаю Людмилу за свой столик где мы с Джулиусом Эпштейном «отмечаем» окончание работы над черновым вариантом сценария нового фильма братьев Уорнеров. Всё-таки Джек смог убедить братьев и прислал своего сценариста. Джулиус молод, ему ещё нет и двадцати пяти лет, но судя по его деловой хватке он пойдёт далеко. Моя идея фильма о девочке-подростке «позабытой дома» родителями-ротозеями поначалу у молодого сценариста энтузиазма не вызывает. Но вот дальнейшее описание того тотального террора, что в ночь на рождество устроил этот белокурый «ангелочек» с голубыми глазами своим грабителям-неудачникам, приводит Эпштейна в восторг.

— Мистер Лапин, у меня складывается такое ощущение, что Вы пересказываете мне реальную историю очевидцем которой были сами! Но где это могло произойти? Невероятно! Даже сама идея фильма с девчонкой в роли главной героини фильма выглядит рождественским чудом. Таких фильмов на студии ещё не снимали. Мне всё очень понравилось. Обещаю, что приложу все усилия, чтоб убедить братьев Уорнеров согласится с вашей концепцией.