Фактор беспокойства (СИ)

Вот жешь блин! Такого я точно никак не ожидал. Певица смотрит на меня почти умоляюще, а я не знаю, что ей ответить. Да — Голос! Да — Соотечественница. Но… Во-первых, эмигрантка из СССР, а во-вторых я связан обязательством с «Поющей Одессой». ВУОАП появится только в тридцать восьмом году, но постановление ВЦИК и СНК СССР «Об основах авторского права» вышло ещё в двадцать восьмом году. И среди многих «вкусных плюшек» для авторов в виде установления твёрдого тарифа на гонорары, авторских отчислений за исполнение или публикации произведений, там затесался «ма-аленький такой» нюанс, почти что «крошечный». Всё что создаётся в Советском Союзе и советскими авторами за рубежами Родины принадлежит только Советскому Союзу. Не могу я просто так «взять и подарить» свою песню кому-либо, тем более за рубежом. И тем паче эмигранту, вернее, эмигрантке. Однако дилемма!

— Ольга Владимировна! Я понимаю Ваше затруднение и поверьте, искренне ему сочувствую. Но. Я связан обязательством со своим оркестром, все песни что я пишу принадлежат им. Кроме того, Вы же сами сказали, что выступали в Советском Союзе, значит должны знать, какие обязательства накладываются на авторов текстов и музыки советскими законами. Я не против того чтоб написать для Вас несколько хороших романсов, но для этого нужно разрешение от моих кураторов. Сможете их уговорить? — и незаметно киваю в сторону Довгалевского.

А Валериан Савельевич безуспешно пытается «погреть уши» прислушиваясь к нашему разговору, но мы с Ольгой как-то непроизвольно перешли уже почти на шёпот, да и на сцене «громко музыка играет». Так что «греть уши» в таком балагане бесполезно, тем более что и за столом не менее шумные разговоры, а на нас с Ольгой кроме Довгалевского никто и внимания не обращает. Подумаешь, склонили головы и сидят шепчутся? Что в этом такого при таком-то шуме?

— Довгалевского? Да мой муж сможет «уговорить» хоть Трояновского! — хм… очень интересно, а кто у нас муж?

— Тогда будем считать вопрос решёным! — и мы отчего-то оба облегчённо вздыхаем.

— Миша, а ты раньше сам-то петь не пробовал? — видимо Ольга Владимировна для поддержания разговора решает поинтересоваться моим прошлым.

— Хм, отчего же? И пробовал, и пел. Я ж в Консерватории вокалу у Юлии Александровны Рейдер учился, да и в своём ансамбле «Поющая Одесса» иногда тоже солировал.

— Так ты из Одессы? Ой! А я была в Одессе в начале лета двадцать шестого года. Там такая грустная история с нами приключилась! Представляешь? Мы прибыли теплоходом из Ялты на гастроли и у нас во время выгрузки украли два чемодана с реквизитом. Хватились уже в гостинице и никто даже не понял, как это произошло. Это была просто катастрофа! В одном из чемоданов находились мои сценические платья и я была просто в истерике. Я же не могу позволить себе выйти на сцену в повседневной одежде? Мои выступления были под угрозой отмены!

— Хорошо что добрые люди подсказали к кому обратиться за помощью. Меня выручила местная модистка, всего за сутки сшив мне два сценических платья и блузку с юбкой. Ох, и дорого же она тогда с нас взяла! Но платья этого стоили. Миша, веришь? Я их берегла как самую драгоценную свою вещь! Одно из них принесло мне удачу. Будущий муж увидев меня на концерте в этом шикарном наряде, влюбился без памяти и вскоре сделал мне предложение, а я дала ему своё согласие. Дай бог здоровья той доброй еврейской женщине, что так удачно мне повстречалась в жизни!

Услышав про двадцать шестой год немного напрягся, но поняв, что эта история произошла ещё до моего появления расслабился и даже пару раз хихикнул услышав, как у приезжих олухов местная босота попятила чемоданы. Одесса она такая, ротозеев любит и завсегда им рада. А затем начав улыбаться под конец рассказа не удержался и расхохотался уже в полный голос, невольно привлекая к себе внимание всего нашего «кабинета». У меня даже и тени сомнения не возникло, о какой «доброй женщине» идёт речь.

— Миша! И что смешного я тебе рассказала? Знаешь как обидно мне тогда было? Ты даже не представляешь!

— Зато представляю где ты шила платья. Это же было на Молдаванке? — Ольга немного задумывается и отрицательно мотая головой отвечает:

— Нет, по-моему эта улица называлась по-другому.

— Ну, улица-то называлась Болгарской, но в Одессе это район Молдаванки. А ты «шилась» на втором этаже в двухкомнатной квартире куда поднималась по шикарной чугунной лестнице с литыми балясинами перил. И женщину эту звали Эсфирь Самуиловна. Так?

— Да! Миша? Так ты с ней знаком?

— Оля, ты не поверишь, но это моя Мама!

— Этого не может быть! Я целый день провела у неё в квартире, пока она снимала с меня мерки и кроила ткани на мои платья. Мы разговорились, и она поведала мне что её муж и сын погибли во время гражданской войны. Твоя шутка совсем не смешная и совершенно неуместная, так нельзя!

— Да какие уж тут шутки? Валериан Савельевич, хоть Вы подтвердите, что это правда.

— Да Олечка, Миша не шутит, Есфирь Самуиловна действительно его приёмная мама.