Фактор беспокойства (СИ)

Хмурое молчание пилотов-инструкторов во время этого монолога показывает, что они полностью разделяют горькие мысли своего «старшего». Нихренасе! А я-то считал, что проблемы в авиации есть только в Советском Союзе. Оказывается, «тупоголовых генералов с куриными мозгами» хватает и за океаном. Это же надо было додуматься до такой «гениальной идеи», чтоб вообще отказаться от собственной истребительной авиации? Действительно, иначе как полным идиотизмом эти «новации в авиации» не назовёшь. Кстати, теперь мне становится понятно, отчего этот сорокалетний инструктор всё ещё ходит в старлеях. С такими критическими высказываниями в адрес вышестоящих начальников, надеяться на карьеру в военно-воздушном флоте США не приходится. Впрочем, это касается любой армии мира, да и не только армии. Все начальники дружно ненавидят любых критиков в любой точке земного шара.

* * *

Среда пятнадцатого августа тысяча девятьсот тридцать четвёртого года в мировой истории обычный и ничем не примечательный день. Но не для меня. Я наконец-то смог «закрыть» последний пункт личного плана своей «гастрольной поездки» — выполнил все фигуры высшего пилотажа на американском истребителе «Boeing P-26». Утро солнечное и безветренное, температура воздуха у земли плюс двадцать семь градусов и погода для полётов самая оптимальная. Бензин «для покатушек», естественно, опять за мой счёт. Хорошо что хоть за «эксплуатационные расходы» мне платить не приходится, как-то упустили этот момент авиационные чинуши. Но я бы и за это заплатил. Иногда за свою мечту приходится расплачиваться в буквальном смысле этого слова, но я не в накладе и платить готов. По радио моими полётами руководит первый лейтенант Шеннолт, его оперативный псевдоним — «База». Себе, как-то особо даже не задумываясь взял позывной «Француз». А что? Это кодовое обозначение уже апробировано мною «в деле», хоть и «задним числом». Позывной залегендировал тем, что получил его ещё во время своего обучения во Франции. До обеда первые три часа летаю только «по коробочке», осваивая навыки управления и приноравливаясь к новому самолёту. Из фигур опробовал только «Горку», «Крен» и «Боевой разворот». Начало исполнения фигур предварительно согласовываю по радио с Шеннолтом и тот контролирует правильность и точность выполнени задания. В общем-то, особых замечаний и нареканий от руководителя полётов не получаю, да и сложно что-то тут выполнить неправильно. Может для кого-то это и рутина, полёты по кругу с незатейливыми элементами, но для меня это наслаждение. После обеда и часового отдыха вновь поднимаюсь в небо и набрав километр высоты начинаю «танцы».

— «База», я «Француз», иду на «Горку». — связь просто отличная, вот умеют же американцы делать и настраивать рации!

— Я «База», «Горку» разрешаю! — это уже мой руководитель даёт разрешение на исполнение фигуры.

И понеслось! Фигуры следуют одна за другой в максимальном возможном темпе. Чередование всех элементов пилотажа отработано ещё во Франции на «Девуатине» и выход из одной позиции тут же незамедлительно переходит в следующую. С точки зрения наблюдателей на земле «воздушные пируэты» моего самолёта должны выглядеть просто завораживающе. «Боинг» в пилотаже ведёт себя безупречно и чутко реагирует на все мои манипуляции с управлением, но в общем-то, по своим лётным характеристикам мало чем отличается от «Девуатина», разве что немного превосходит его в скорости и чуточку легче весит. Выполнение каскада фигур повторяю дважды, а затем набираю высоту в два километра.

— «Француз», ты что там задумал? Зачем так высоко забрался? — в голосе инструктора слышаться нотки заинтересованность, но я уже закладываю глубокий вираж и дождавшись срыва потока воздуха бодро докладываю:

— Я «Француз», выполняю фигуру «Штопор». — в ответ слышу одни сплошные «факи».

Всё-таки обсценный английский язык довольно беден. В богатстве выражений и образов бранной лексики далеко уступает по своей красоте и мощи языку русскому. Надо бы посоветовать первому лейтенанту пройти «курсы переподготовки» у Одесских биндюжников. Вот уж где есть своя, поистине народная эстетика самовыражения и безудержный полёт ненормативной лексической фантазии. А на английском языке даже «малый Петровский загиб» повторить не получится. Через три витка самолёт без всяких усилий выходит из штопора и, с толикой восхищения отметив его высокую устойчивость, тут же делаю «Полубочку», на этот раз «срываясь» в «Перевёрнутый штопор». Ещё три крутых витка, очередные пятьсот метров потери высоты и в полукилометре от земли вывожу самолёт в горизонтальный полёт.