Фактор Черчилля. Как один человек изменил историю

С самого начала это были скачки, и обе стороны понимали, что идет состязание. Когда мы сблизились, я увидел пятерых передовых буров. Они лучше сидели в седле, чем их товарищи, и мчались быстрее других, полные отчаянной решимости захватить выгодную позицию. Я сказал: «Нам не удастся», но никто не желал признавать поражение или оставлять дело нерешенным. Прочее крайне просто.

Мы приблизились к проволочному ограждению в 100, а точнее, в 120 ярдах[16] от верхушки копье, спешились и начали резать проволоку, надеясь захватить драгоценные камни. И тут – как это уже было со мной в железнодорожной выемке у деревни Фрер – появились суровые, волосатые, страшные головы и плечи дюжины буров. А сколько еще было за ними?

Последовала странная, почти необъяснимая пауза, может, это вовсе не было паузой, но я сумел запомнить столь многое вокруг. Буров – одного с длинной, повислой черной бородой, в куртке шоколадного цвета, другого с красным шарфом вокруг шеи. Двух разведчиков, глупо режущих проволоку. Какого-то человека, целящегося из-за своей лошади. А затем – довольно спокойный голос Макнилла: «Слишком поздно, назад к другому копье. Галоп!»

С грохотом начался ружейный огонь, воздух наполнился «фьюить» и «тью! тью!» пролетающих пуль. Я всунул ногу в стремя. Жеребец, испуганный стрельбой, бросился вперед. Я попытался заскочить в седло, но оно повернулось и оказалось под животом коня. Он вырвался и бешеным галопом поскакал прочь. Большинство разведчиков уже были в 200 ярдах. Я был один, пеший, на близком расстоянии от стрелков, а до ближайшего укрытия было не меньше мили[17].

Единственное утешение – у меня был пистолет. Я не стану безоружной добычей, как случилось однажды. Но лучшим исходом для меня было бы тяжелое ранение. Я повернулся и во второй раз за эту войну побежал от бурских снайперов, надеясь спастись. «Наконец-то получу пулю», – подумал я. Неожиданно на бегу я увидел разведчика. Он приближался ко мне слева – высокий человек со значком, на котором были череп и кости, верхом на бледном коне. Смерть из Апокалипсиса, но жизнь для меня.

Когда он поравнялся со мной, я закричал: «Дай мне стремя!» К моему удивлению, он мгновенно остановился и коротко сказал: «Да». Я подбежал, сумел недурно заскочить на лошадь и в мгновение ока сидел за всадником.

Мы поскакали. Я обхватил его руками, чтобы держаться за гриву. Мои руки покрылись кровью. Лошадь была тяжело ранена, но благородное животное мчалось вперед, напрягая последние силы. Пущенные в нас пули пели и свистели, но проносились мимо нас, ведь расстояние до стрелков увеличивалось.

«Не бойся, – сказал мой спаситель, – они в тебя не попадут». Я промолчал, и он продолжил: «Моя лошадь, моя бедная лошадь. Ранена разрывной пулей. Черти! Но их час придет. О моя бедная лошадь!»

Я заметил: «Зато ты спас мне жизнь». «Да, – сказал он в ответ, – но я думаю именно о лошади». На этом наш разговор закончился.

Я стал реже слышать посвист пуль, в нас уже не могли попасть, когда мы удалились на 500 ярдов[18]. Ведь лошадь на полном скаку – трудная цель, кроме того, буры запыхались и были возбуждены. Тем не менее я заехал за укрытие другого копье с большим облегчением. Снова на моих игральных костях выпали две шестерки.