Фактор Мурзика

Очутившись на даче хозяина сети ресторанов быстрого питания Тимофея Угарова, губернатор прошел внутрь и у крытого бассейна нашел следы весело проведенного времени. Четверо участников состоявшейся оргии, слегка прикрывшись простынями, сидя вокруг круглого низкого столика, прихлебывали из бутылок пиво «Хайнекен» и играли в лото. Стас и Карина спали в обнимку на надувном матрасе. Алик Дзержинский спал на диване, а его подруга Лена в длинной мужской рубахе сидела рядом с ним и по неизвестной причине беззвучно плакала. Один Федя Удодов был все еще неутолим. Завалив в предбаннике на коврике красавицу немку Сабину, он только взобрался на нее и устроился должным образом, и тут же получил такого пинка, что взлетел в воздух чуть ли не как задавленный им давеча кот. Сабина, еще не опомнившись от мгновенного перепуга, подхватила какую-то тряпку и скрылась за дверью парной, а Федя зажал сам себя в углу и, прикрывшись руками, стоял, дрожал и выпученными от страха глазами пялился на разъяренного родителя. А тот, поднеся к носу сынка огромный свой кулачище, вопрошал:

– Ну что, подлец, ты понял, что ты, гад, натворил?!

Федя, не понимая, в чем дело, решил, что дело в его совокуплении с красавицей Сабиной, и стал лепетать, что она совершеннолетняя, паспорт показывала, и он ее не насиловал, а все произошло, то есть даже еще не произошло, а было в самом начале происхождения, по обоюдному влечению и желанию, и Сабина лично может этот факт подтвердить. Но губернатор, в свою очередь, ничего не понял, заявил, что с него хватит и что Федя, если сам не понял, какая это ответственность – быть губернаторским сыном, то он ему сейчас объяснит. Объявил ему, что его «Порше» у него изымается, велел немедля одеться и ехать с ним куда надо. За руль «Порше» посадил своего шофера, сам сел за руль «Мерседеса».

Несся по городу со скоростью сто шестьдесят километров в час, к счастью, по дороге ни один кот не попался. Пока ехали, губернатор надеялся, что народ, перебесившись, растекся по домам, но надежда его обманула. Хотя до его приезда часть народа действительно схлынула, но вновь прибывших оказалось намного больше. И хотя стало их намного больше и вели они себя весьма воинственно, но за проведенную Априоровым черту пока никто не зашел, что способствовало чрезмерной сплоченности.

У самой этой черты, резко затормозив, губернатор выскочил из «Мерседеса» и вытащил из него своего прыщавого отпрыска.

– На колени! – приказал дрожавшему от страха Феде и умело примененным приемом, какой освоил когда-то, то есть пнув сына сзади в подколенную чашечку, достиг того, что тот прямо так на колени и рухнул. Правда, губернатор предусмотрительно придержал его от резкого падения твердой отцовской рукой, отчего колени упавшего соединились с асфальтом нетравматично.

– Вот, – отдуваясь, сообщил губернатор народу, – вот этот злодей, который задавил кота. – Выдержал паузу. – Что с ним будем делать?

Толпа от неожиданности онемела.

– Я вас спрашиваю, что мы будем с ним делать? – повторил свой вопрос губернатор, и безмолвие прервалось.

– Суд линча! – вякнула блаженного вида старушка в вязаной сиреневой шапочке.

По толпе пронесся неясный гул.

– Чо? – Губернатор крутнул головой, вычленил из первого ряда старушку. – Чо вы, бабушка, провозгласили?

– Суд линча, – засмущавшись, тихо повторила бабушка.

– А чо так неуверенно? – спросил губернатор. – Вообще-то, бабуля, мыслите правильно, но суд линча это все ж таки американское изобретение, а по-нашему проще расстрелять или повесить. Не так ли? – и ткнул пальцем в опять оказавшегося под рукой Лопешкина.

Лопешкин растерялся и произнес неподходящее к случаю междометие: хе!

– Что значит – хе? – спросил губернатор.

– Хе-хе, – пробормотал Лопешкин и развел руками.

– Ну хорошо, – сказал Удодов, – ставлю вопрос иначе. Вы мне можете сказать, что сделал этот подлец?

– Известно что, – выступила вперед осмелевшая консьержка Акиншина, – кота задавил.

– Вот, – удовлетворился ответом губернатор. – Задавил кота. Убил невинное беззащитное существо. Убил и с места преступления скрылся. Это называется – преступление, совершенное с особым цинизмом. Какую кару заслужил преступник? Не меньше, чем смертную казнь. И что мы с ним сделаем, расстреляем или повесим? У вас есть веревка? У вас? У вас? Да неужели ни у кого нет веревки? Тогда расстрел. – Он оглянулся и увидел: два телохранителя стояли уже тут, за его спиной. – Слушай, ты, – обратился к одному из них губернатор, – у тебя пистолет с собой?

– А что? – спросил тот.

– Можешь преступника расстрелять?

Охранник посмотрел на хозяина, покраснел от напряжения, ничего не сказал, но ничего и не сделал.

– Ну хорошо, – сказал Удодов, – не можешь сам, дай пистолет кому-нибудь, кто сможет. Кто может?

– Я могу, – отозвалась сиреневая старушка и прикрыла ладошкой рот, застеснявшись того, что там мало зубов.

– Правда, бабуля? – радостно удивился Удодов. – Ты что, можешь застрелить человека?

– Неужто нет? – сказала бабуля. – Я шашнадцать лет в ВОХРе служила.