Я последовал указаниям Пьера и нашел мраморную ванную с золотой каймой, биде и джакузи. Эта ванная, к счастью, запиралась. В туалет я хотел не больше, чем нюхать порошок, и потому из любопытства стал изучать содержимое полок – валиум, ксанакс, викодин, перкосет стояли рядом с гелями для душа и кремами для бритья. Я был немного удивлен, наткнувшись на них.
Когда вернулся к Пьеру, оказалось, они уже смотрят баскетбол.
– Ну, – подал голос хозяин, – я покажу тебе, что обещал.
Экскурсия оказалась интересной. Пьер стал демонстрировать свою коллекцию. У него оказалось неплохое собрание работ Альберто, в столовой висел Веблен, еще один Веблен находился в зале для игры в пинг-понг. Интересно, сколько Пьер выложил за его шедевры? С тех пор как он купил их, они, должно быть, еще больше поднялись в цене.
Мы прошли с ним на огромную кухню, оборудованную всеми возможными новинками бытовой техники, включая кофеварку-эспрессо. Перед ней собственной персоной стоял Данте Казанова. В темно-синем костюме он выглядел непривычно респектабельно. Данте как раз готовил кофе для себя и для рыжей красотки из комнаты Пьера, которая теперь сидела на стуле в черном бикини.
– Вот черт! – воскликнул Данте, скользнув по мне недоверчивым беспокойным взглядом. – Не знал, что ты знаком с Чарли, Пьер.
– Да кто же его не знает? Он тот еще парень. А вы что, старые друзья? – спросил Пьер.
– О да, еще какие, – провозгласил Казанова.
– Привет, Данте, – кивнул я.
– Привет, Чарли.
– Чарли, ты знаешь Конни? Конни, это Чарли. Вообще-то он твой босс, запомни это.
– Привет. – Она немного вымученно улыбнулась.
Да, я не ошибся, она из нашего агентства. Когда я вернулся в офис, тут же отыскал ее портфолио и узнал, что девушке семнадцать. И тогда вспомнил, что видел ее в Милане.
– Хотите кофе, мальчики?
– Нет, спасибо, – ответил Пьер, – я показываю Чарли свои владения.
– Что, раньше здесь не был?
– Нет.
– И как тебе? Правда, крутая хата?
– Весьма. Я обещал Пьеру досмотреть его коллекцию.
– А ты знаешь, что Чарли – художник? – обратился Казанова к Пьеру.
– Чарли! Почему ты не сказал мне об этом? – удивился тот. – Из скромности, что ли? Напрасно! Со мной скромничать не надо, я жажду увидеть твои картины. Наверняка они гениальны!
– Вряд ли, – возразил я, – я просто рисовал, ничего гениального.
Конни посмотрела на меня как-то странно. Непонятно было, беспокоится она насчет Казановы или же пытается кокетничать со мной. В ней было нечто детское, слегка напоминающее Киттен в самом начале карьеры.
– Ты недавно виделся с Киттен? – спросил я у Данте. Но он не успел ответить.
– Пойдем, ты увидишь то, что еще не видел. – Пьер потащил меня с кухни. – Идем, я покажу тебе сауну. И потом расскажи-ка о своих рисунках…
Казанова удовлетворенно усмехнулся. А девушка небрежно бросила мне вслед:
– Пока.
Пьер показал мне сауну, битком набитую голыми и пьяными гостями. В горячем воздухе смешались запахи шампуня, ароматических масел, духов…
Когда мы вышли на террасу к бассейну, судя по всему, там только что произошла драка. Собралась толпа зевак, и сквозь их плотно сбитую стену я мельком разглядел человека с пистолетом в руке. Пьер кинулся расталкивать гостей, и я увидел, как кто-то бросился или упал в воду. Мне показалось, я встречал этого человека в гольф-клубе. Другой мужчина лежал на полу на краю бассейна, одной рукой закрываясь от камер, наставленных на него, а другой пытаясь защититься от Кенни Блума. Сам Блум, голый, вынырнул из бассейна, и я понял, что принял за пистолет клюшку для гольфа.
– А ну отдавай камеру, мать твою! – завопил Кенни. – Ты, мудило!..
– Я ничего не делал, клянусь! – воскликнул толстяк. – Не бейте меня, пожалуйста!
– Дай сюда свою гребаную камеру, или я тебя утоплю в этой луже, чертова задница!
Папарацци попятился назад, стараясь защититься от Блума.
– Послушайте, я из «Хэмптоне мэгэзин», я приглашен на вечеринку специально, чтобы написать о ней в журнале!
– Ты что, не знаешь, кто я? – Лицо Блума стало красным от ярости, на шее набухли вены. – Я – Кенни Блум!
– Я не знаю!
Возможно, несчастный говорил правду и действительно понятия не имел, кто такой Кенни Блум, но это привело Блума в неистовство. Дело бы дошло до серьезной драки и кровопролития, если бы не вмешался Пьер. Он поднял руки вверх и встал между противниками.
– Все, все! Ссора окончена! Все закончено!
Если бы Шарль де Голль вовремя вышел с подобным жестом, то, возможно, Гитлер и повернул бы войска в другую сторону от границ Франции.
Кенни поостыл и опустил клюшку.
– О'кей. Друзья, прошу вас, расходитесь и продолжайте веселиться! Вечеринка продолжается! У нас впереди еще много интересного! Прошу вас, не отвлекайтесь на это недоразумение! Давайте выпьем, и включите погромче музыку!
Толпа начала рассасываться. Постепенно свидетели безобразной сцены занялись своими делами. Кенни все не мог успокоиться и помахивал клюшкой в сторону журналиста. Но уже не стоило опасаться, что он его ударит.
– Кенни, Кенни, Кенни… не кипятись! – Пьер дотронулся рукой до плеча Блума.
– Этот мерзавец меня фотографировал!