— Что не так?
Она посмотрела ему в глаза.
Если бы только она могла знать. Если бы только она знала точно.
Она опустила взгляд.
Кайл вздохнул.
— Думаю, мне пора идти, — сказал он.
Хизер закрыла глаза и не остановила его, когда он уходил.
12
То был один из тех моментов смутной полубессознательности. Хизер видела сон — и
Во сне был крест. Это само по себе было необычно; Хизер не была подвержена религиозному символизму.
Но это был не деревянный крест; он был сделан из хрусталя. И форма у него была непрактична — на таком кресте не получится распять человека. Перекладины были гораздо, гораздо толще, чем нужно, и при этом коротковаты.
На её глазах хрустальный крест начал вращаться вокруг длинной оси. Но как только началось вращение, стало очевидно, что это, по-видимому, вовсе не крест. Вдобавок к выступам по бокам у него были аналогичные выступы спереди и сзади.
Её точка зрения приблизилась к кресту. Теперь она могла видеть швы; объект был сделан из восьми прозрачных кубов; четырёх, поставленных друг на друга, и ещё четырёх, приставленных к каждой грани третьего сверху. Он крутился быстрее и быстрее, и свет поблескивал на его гладких поверхностях.
Развёрнутый гиперкуб.
И, когда она приблизилась ещё больше, она услышала голос.
Глубокий, мужской, резонирующий.
Сильный голос.
Голос Бога?
Нет, нет — высшего существа, но не Бога.
Хизер проснулась вся в поту.
Спок, понятное дело, говорил про
Хан что-то упускал — что-то очевидное. Упускал тот факт, что космические корабли могут двигаться вверх и вниз так же, как влево-вправо или вперёд и назад. Хизер, по-видимому, тоже упускала что-то очевидное — и её подсознание пыталось ей об этом сказать.
Но сейчас, лёжа в одиночестве в постели, она не могла сообразить, о чём именно.
— Доброе утро, Чита.
— Доброе утро, доктор Могилл. Вы не переключили меня в спящий режим, когда вчера уходили домой; я употребил это время на некоторые изыскания в Сети, и у меня появились к вам вопросы.
Кайл прошёл к кофемашине и запустил её, затем уселся перед консолью Читы.
— Ну?
— Я просматривал старые выпуски новостей. Я обнаружил, что архивы большинства электронных версий газет уходят в прошлое лишь до некоторой даты в 1980-х или 1990-х годах.
— А зачем тебе новости прошлого века? Ежели они старые, то это уже не новости.
— Это было задумано как юмористический комментарий, не так ли, доктор Могил?
Кайл крякнул.
— Да.
— Я это определяю по употреблению устаревших слов. Вы ими пользуетесь только когда хотите сказать что-то смешное.
— Поверь мне, Чита, будь ты человеком, то помер бы со смеху.
— А когда вы говорите вот таким повышенным тоном, я знаю, что вы по-прежнему не вполне серьёзны.
— Садись, пять. Но ты хотел мне рассказать, для чего ты читал старые газеты.
— Вы считаете меня нечеловеком, в частности, потому, что среди прочих вещей я не способен делать этические оценки, сопоставимые с теми, что сделали бы люди. Я искал в новостях истории, имеющие отношение к проблемам этики, и пытался предугадать, что настоящий человек сделал бы в подобных обстоятельствах.
— Ладно, — сказал Кайл. — Что же за историю ты откопал, которая так тебя озадачила?
— В тысяча девятьсот восемьдесят пятом году девятнадцатилетняя женщина по имени Кэти училась на первом курсе Корнельского университета. Двадцатого декабря она отвозила своего сожителя на работу в продуктовый магазин в Итаке, штат Нью-Йорк. Машина попала на обледенелый участок, проскользила десять метров и врезалась в дерево. Молодой человек сломал несколько костей, однако лежащую на заднем сиденье покрышку бросило вперёд, и она ударила Кэти по голове. Она впала в хроническое вегетативное состояние — фактически в кому — и была помещена в лечебный центр «Уэстфолл» в Брайтоне, Нью-Йорк. Через десять лет, в январе тысяча девятьсот девяносто седьмого, когда она по-прежнему была в коме, было обнаружено, что Кэти беременна.
— Как она могла забеременеть? — удивился Кайл
— А вот
Кайл втиснулся глубже в своё кресло.
— Ох, — сказал он.