Факторы эффективности взаимодействия руководителя с группой

 Вот типичный пример: «Коллектив – это группа людей, составляющая часть общества, объединённая общими целями и близкими мотивами совместной деятельности, подчинёнными целям этого общества»; «группу, организованную только внутренними целями, не выходящими за рамки этой группы, следует оценивать только как корпорацию» (Коллектив и личность, 1975, с. 13). На первый взгляд, позиция авторов вполне определённа и категорична: единство мотивов или единый мотив членов группы – это явление если и возможное, то точно не обязательное и не привносящее с собой ничего принципиально нового. Вот только если это так, если для группы первична цель и вторичны мотивы её членов, тогда для чего вообще упоминать о «близких мотивах совместной деятельности»? Опираясь на то, что мы знаем о межличностных взаимоотношениях, логичнее всего предположить, что такая оговорка призвана исключить из рассмотрения ситуации, в которых стремление получить некоторый результат одновременно подразумевает, что этот результат должен получить «только я и никто другой». Ибо в таких случаях именно одинаково формулируемая цель побуждает людей всячески препятствовать любому, кто желает того же, что и они, реализовать свои пожелания.

 Тем самым неявно, поистине контрабандой в цитированное определение привносится мысль о том, что людям, у которых совпадает некоторая частная цель, но их более фундаментальные мотивы идут вразрез друг с другом, будет сложно либо совершенно невозможно наладить по-настоящему совместные действия. Но так как подобная «интеллектуальная» контрабанда попирает не установленные государством юридические законы, а проверенные многовековым человеческим опытом законы логики, то первой и единственной жертвой совершённого преступления оказываются сами контрабандисты.

 Ведь когда в одной фразе открыто заявляется, что для формирования группы достаточно общности целей, и тут же между строк допускается, что при прямо противоположных мотивах совпадающие цели могут отходить на второй план, то у внимательного читателя это, как минимум, начинает вызывать вопросы. Например, такой: почему более значимое, по сравнению с общими целями, влияние на характер взаимоотношений людей признаётся только за мотивами, совпадающими со знаком «минус», и отрицается для мотивов, совпадающих со знаком «плюс»?

 Обычно создатели претендующих на научность трудов, высказывая некоторую существенную мысль, стараются чётко расписать все те основания, которые позволили им утвердиться в данной мысли. Если же при подготовке печатного издания возникает необходимость экономить место, то «за кадром» оставляются лишь самые простые, ясные и бесспорные для всех моменты, а все положения, хоть сколько-нибудь далёкие от очевидности, снабжаются хотя бы сжатыми комментариями. Так что если отбросить совсем уж неприличное подозрение, будто тезис о приоритетности для отношений людей их целей, а не мотивов, появился на свет вовсе без какого-либо серьёзного предварительного обдумывания, то остаётся предположить, что аргументы в пользу этого тезиса показались авторам самоочевидными и потому не заслуживающими упоминания. Однако на уровне высокой теории приведённый тезис выглядит ничуть не более весомым, чем противоположный тезис о том, что в конечном счёте мотивы влияют на отношения людей больше, чем цели. И без подкрепления эмпирическими или хотя бы умозрительными доводами оба эти суждения остаются просто сочетаниями слов, связь которых с реальностью только предстоит установить. А если авторы приведённых цитат этого не понимают и честно не видят, что в заявленной ими позиции есть крайне слабое место, требующее дополнительных разъяснений и обоснований, то тогда под вопросом оказывается общий уровень их теоретической подготовки.

 Ещё более ощутимый урон авторитету обсуждаемой концепции наносит сформулированное в её рамках универсальное определение группы: «Группа – это любая совокупность людей, понимаемая как множество, элементом которого является человек» (Указ. соч., с. 4). Потому что под это определение подходят именно и только люди, взаимодействующие для достижения общего мотива, но никак не те, кого объединяет лишь общая цель.

 В самом деле, ведь что может означать для «совокупности» людей требование иметь своим элементом отдельного человека? Поскольку сам зачин сразу исключает из рассмотрения стаи животных, то заданное условие остаётся понимать в том смысле, что претендующая именоваться группой «совокупность» должна быть органически неспособна включать в себя какие бы то ни было объединения людей. Или, что то же самое, должна возникать, существовать и прекращать существование строго в связи с функционированием отдельных людей и безотносительно к каким бы то ни было человеческим кооперациям.