Факультет ненужных вещей

Корнилов обернулся. У стены на лавке, там, где около ведер, прикрытых фанерками, испокон веков стояли два позеленевших самовара, сидел старик. Высокий, худощавый, жилистый, с аккуратной бородкой клинышком. На носу у него были золотые очки, а на плечах одеяло.

– Ой, извините, отец Андрей, – учтиво всполошился Корнилов. – Я вас не заметил. Здравствуйте!

– Здравствуйте, – ответил отец Андрей и поднял на Корнилова голубые с льдинкой глаза.

Отец Андрей работал в музее инвентаризатором. Но до сих пор Корнилову говорить с ним не приходилось. Месяца за два до этого директор задумал учесть музейные коллекции. Дело это было нелегким: неразбериха в музее царила страшная. Экспонаты откладывались, как осадочные породы, слоями, эдакими историческими периодами.

Первый – самый спокойный, тихий слой.

Семиреченская губернская выставка 1907 года.

Фотографии земства, старые планы города Верного, XVIII век, договоры с ордами, написанные арабской вязью, с белыми, черными и красными печатями на шнурочках, муляжи плодов и овощей.

Второй слой.

Губернский музей 1913 года.

Сапоги местного завода, открытки Всемирного почтового союза, «ул. Торговая в городе Верном», образцы полезных ископаемых, набор пробирок с нефтью.

Третий слой.

Музей Оренбургского края.

Вот это уже сама революция: перемешанный, разнородный, взрывчатый слой – окна РОСТА «Долой Врангеля», штыки, ярчайшие плакаты с драконами, объявления, похожие на афиши, – красная, зеленая, синяя бумага, а внизу, вместо фамилии премьера, игривым кудрявым шрифтом – «Расстрел». Газетные подшивки. И тут же золоченая лупящаяся мебель с лебедиными поручнями, коллекция вееров, золотой фарфор, чучело медведя с блюдом для визитных карточек в лапах.

Четвертый слой.

В нем сам черт ногу сломит – где что, что к чему, что зачем, – никто не разберет. Стоит, например, на чердаке забитый досками ящик, и что в нем – одному аллаху ведомо: не то жуки, не то иконы. На хорах в одном углу окаменелости, в другом – старое железо, и опять-таки – что это за железо, что за окаменелости, откуда они, никто не знает. Но это слой мирный, относящийся к двадцатым и тридцатым годам. Он оседал незаметно – ящиками, посылками, актами передач. Вот – четыре слоя, и пойди разберись в них во всех. Тогда директор – человек решительный, острый и быстрый – задумал навести порядок по-военному – одним махом. Он запросил особые ассигнования, нанял десять работников-инвентаризаторов, прикрепил к ним Зыбина для консультации и фотографа для документации и заставил их писать карточки.

Так появились в соборе очень удивительные люди: инвентаризаторы.

В первые дни на них ходили смотреть все отделы. Самому молодому из них недавно стукнуло шестьдесят, и он неделю назад отрекся от сана через газету. К этому сословию, презираемому и осмеянному всеми агатами и стенгазами, директор, старый профессиональный безбожник, таил какую-то особую слабость. Общался он с батюшками уважительно, кротко, с постоянной благожелательностью и из всех выделял вот этого отца Андрея, того самого, что сейчас сидел в одеяле. «Вы с ним, ребята, обязательно поближе познакомьтесь, – советовал он Корнилову и Зыбину. – Вы больше такого попа уж никогда не увидите. Академик! Умница! Таких попов наши агитбригады вам никогда не покажут! Где им!»

– А как вас сюда, отец Андрей, занесло? – спросил Корнилов неловко и покосился на его плечи.

– Вы про то, что я в этой хламиде-то сижу? – засмеялся отец Андрей. – Так вот видите, конфузия вышла какая. В темноте задел за сук, чуть весь рукав не сорвал. Спасибо Марье Григорьевне, добрая душа, видите, пришла на помощь.

– Я вам и все пуговицы укреплю, – сказала Волчиха, – а то они тоже на одной живульке держатся.

– Премного буду обязан, – слегка поклонился отец Андрей. – Я тут, товарищ Корнилов, у дочки живу. Вроде как на дачке. Она агрономом работает. А сегодня директор послал меня с запиской к бригадиру Потапову. Акт какой-то он должен прислать, а мне надлежало помочь его составить. Да вот беда, что-то целый день хожу по колхозу и не могу поймать. Кто говорит, что здесь он, кто говорит, уехал. Вы ведь на его участке, кажется, работаете? Не видели?

– А домой к нему вы не заходили? – спросил Корнилов не отвечая.

Отец Андрей поморщился.

– Подходил я под вечер. Да, признаться, не решился зайти.

– А что...

– Гости там были.

«Значит, мог слышать и наш разговор», – подумал Корнилов и спросил:

– А Георгия Николаевича вы нигде не встречали?

– Нет. А что?

– Да куда он делся – не пойму... Поехал в город вчера, обещал сегодня к полудню вернуться, и нет его. Правда, приехала к нему тут одна особа... – Про особу вырвалось у Корнилова как-то само собой и противно, игриво, с ухмылочкой, он чуть не поперхнулся от неожиданности.

– Да уж пора, пора ему, – сказал отец Андрей. – В его-то годы у меня уже была большая семья – трое душ. Правда, тут – канон. Тогда духовенство женилось рано.

– До принятия сана, – подсказал зачем-то Корнилов.

– Совершенно верно. До посвящения. Значит, знаете. Ну а теперь времена-то, конечно, не те.

– Да, времена не те, не те, – тупо согласился Корнилов.