— Девочка у тебя, вижу, новая, приятная, а чем в занятиях порадуешь, сколько оценок хороших получил, сколько похвал от преподавателей заработал, как в науке продвинулся?
— Пап, оценки и похвалы нам ставят только в сессию, а сейчас еще…
— То есть ты хочешь сказать, как это по-твоему, «рано суетиться». Понятно, от сессии до сессии живут студенты весело! — Он смеется.
И в этот момент появляется она.
— Где мне можно садиться? — сама скромность, очарование, и губы уже не заметно.
— Где пожелаете, Наташа, гостю почетное место. — Она садится рядом, с другой стороны ее — папа, он на почетном месте, как всегда.
— Мам, сядь уже, — говорю я, она вечно суетится, что-то добавляет и прибавляет.
Я встаю и поднимаю бокал.
— Папа, я тебя поздравляю от всей души с успешным завершением диссертации, тогда. Рад, что не в сына растешь, не в меня удался, грызешь гранит науки, нам его осколки собирать предоставляя…
Мама усмехнулась чуть-чуть, вспоминая.
— И я желаю тебе только здоровья, потому что, когда есть оно, есть все, — счастья, исполнения, долгих лет жизни — и чтобы ты пережил еще меня.
Батю это тронуло, он встал.
— Ответный тост. Пережить тебя, сынок, я не хочу, не дай бог, как говорится. Мой отец, твой дед, говорил, что родители не должны переживать своих детей. А вот я желаю тебе, чтобы ты пошел по стопам отца, и если уж не на учителя, как Наташа, то в ученые, и внес свою посильную лепту, желательно побольше, в прекрасную науку — литература!
Я улыбаюсь: батя, батя, он педагог от рождения.
— И в заключение, если ты, конечно, позволишь, если, конечно, — и Наташа поцелует меня, я буду полностью вознагражден и отмщен за все мои страдания.
Она все еще удерживает хрустальный бокал, не ставя.
И смотрит на меня.
— Ты как, чеченец, не против, не убьешь отца?
— Конечно, пожалуйста.
Она встает, наклоняется и целует его в щеку. Папа расплывается от счастья.
— Поцелуй Чаниты, теперь я понимаю, почему Саша с вами встречается… С молодыми я просто молодею, должен сказать вам. Ну, на здоровье и спасибо за все!
Мы пьем шампанское.
На столе мои любимые салаты, которые делает мама. Отец ухаживает за Наташей и говорит:
— Наташа, если вы еще захотите, говорите, не стесняйтесь.
— Нет, спасибо, этого достаточно.
— Я не о салате…
Я уже понимаю о чем.
— Я о поцелуях…
Мама смеется, не останавливаясь. Наташа тоже от души смеется, она, правда, не поняла сначала. Батя, когда есть кто-то третий, бесподобный, острит и добрый, и чувство юмора у него прекрасное, но как со мной наедине — опять то же самое, опять к проблемам образования, поведения и воспитания.
Я смотрю на нее, как она ест: очень воспитанно. Мне почему-то было неудобно приводить ее к нам в дом, маленькая квартира, сжатая с туалетом ванная, мне все время вспоминается наша квартира на Кавказе, она была огромная, а в коридоре я и кегли играл, бросая шар из одного конца в другой. Но она как-то сразу вписалась в эту комнату заставленным столом, что чувство этой неловкости и тесноты московского жилья у меня исчезло.
— Наташа, еще шампанского?
— Да, пожалуйста. — Она поднимает бокал, и сверкает кольцо.
Отец обращает внимание.
— А это что, дань моде, сейчас все молодые люди носят?
— Нет, я замужем.
Отец останавливается, осмысливая, а мама вскинула взгляд на меня.
— Мне нравится, что вы честны, Наташа, и не делаете секрета. А Саше я скажу, что нехорошо вмешиваться в чужую жизнь и мешать чужому дому.
— Что вы, это я, скорее, вмешиваюсь в его жизнь и мешаю, он здесь ни при чем.
— Ну да, конечно — «святой дух», — говорит отец, и мы улыбаемся.
— Помнится, когда-то он давал себе обещание… Ну, да не важно. Раз вам нравится, то на здоровье. Это личное дело. Хотя с какой стороны смотреть.
— А где ваш муж, Наташа? — спрашивает мама, она простая, как все простое.
— Во Франции, работает экономистом.
— Мам, ты еще спроси, как он к этому относится.
Батя смеется, оценивая:
— Она у нас с повышенным чувством такта.
— Ну, прямо мать выставили, как деревню. Я просто спросила, а налетели сразу, как коршуны. Я ничего не имела в виду. Наташа, я надеюсь, вы не обижаетесь на меня?
— Что вы, нет, конечно.
— У Наташи вот, например, есть хорошие привычки. — Папа тонко переводит разговор.
— Какие? — Она смотрит открыто на отца.
— Руки мыть перед едой.
Мы смеемся так, что бокалы и тарелки трясутся. Она даже развязывает легкий платок-шарф на шее.
— Вы напрасно смеетесь, — говорит отец, — я с Сашей бился до седьмого класса, пока приучил руки мыть после двора, и, чего уж там греха таить, после туалета тоже. Правда, сейчас он исправился, стал хорошим мальчиком, по двадцать раз на день руки моет, я уж думал, не сводить ли его к психиатру. А у вас, Наташа, никого медиков в семье нет? Вы руки сами научились мыть? Или они вас тоже долго и упорно приучали?
— Нет, я сама с детства. Хотя у меня дедушка медик был…
— Хотите сказать — это его заслуга, а иначе нет, да?
Мы опять смеемся.
— А в какой области медицины он практиковал?
— У нее, пап, дедушка не практиковал, он изучением и исследованиями субтропической медицины и инфекций занимался. Ты слышал такую фамилию — Гарус?