Спустя двадцать минут я уверенно топала по тропинке, ведущей к домику директора Варениуса, в котором теперь проживал Итон-Бенедикт. В руках благоухал белый бумажный пакет огромных размеров, в котором лежали пирог с клубничной начинкой, рекомендованные Ширлой вафли, несколько бутылочек со сладкими сиропами и большая полупрозрачная коробка пирожных с заварным кремом. Я хотела купить еще и безе, но на них банально не хватило денег.
Зачем так много сладкого?
Ответ очевиден: примирительная взятка для Итона-Бенедикта. С чего я взяла, что суровое сердце моряка помогут смягчить кондитерские изделия? А с того, что наш новый ректор был диким сладкоежкой!
Да-да! Именно сладкоежкой, и именно диким!
Я обратила на это внимание еще в тот день, когда мы вместе пили чай. Обеденный стол был буквально завален различными сладостями, которые увлеченный разговором мужчина поглощал с таким аппетитом и жадностью, что страшно было смотреть. Если бы я клала столько ложек сахара в чай, у меня наверняка что-нибудь бы слиплось, но организм ректора, видимо, работал иначе. Вторым доказательством пристрастия ректора к сладкому были приторно-сладкие духи его любовницы. Сомневаюсь, что хоть одна адекватная женщина станет душиться чем-то подобным, если только этот запах не доставляет любимому кучу удовольствия. Эх, на какие только жертвы не идут женщины ради своих вторых половинок!
Окрыленная и довольная собственной наблюдательностью, я забежала к себе в комнату, переоделась, захватила одну крайне нужную вещь и решительно двинулась извиняться.
Правда, решимость действовать малость поугасла, едва я подошла к дому ректора и остановилась на крыльце. Просто вспомнила, как перекосилось его лицо от ярости, как он кричал: «Пошла вон!» – и как легко – словно картонная – вылетела в коридор массивная дверь, едва Итон-Бенедикт коснулся ее ладонью. А что, если я ошиблась и вместо пакета с выпечкой ректор предпочтет отбивную из наглой парды?
Ладно, вносим поправки в план действий!
Шаг первый – извиниться и загладить вину перед Итоном-Бенедиктом письменно…
Поставив белый пакет на крыльцо рядом с входной дверью, я порылась в карманах, отыскала смятый листок с давнишней шпорой и нацарапала карандашом для глаз: «Простите». Придавив листочек оторванной дверной ручкой, я торопливо развернулась и почти бегом помчалась по тропинке прочь. Кто сказал, что это бегство? Побойтесь кошачьих богов, парды не бегут! Это не бегство, это тактическое отступление.
Я практически скрылась за поворотом тропинки, как меня настиг шум отпирающейся двери и ехидный комментарий:
– Никогда бы не подумал, что парды способны трусить.
Ноги словно приросли к земле, кошачья сущность возмущенно зашипела, а я медленно развернулась и смерила стоящего на крыльце человека обиженным взглядом.
– Никогда бы не подумала, что люди способны выбивать ладонью кованые двери.
Итон-Бенедикт осклабился, отчего выражение его загорелого лица стало неприятным и даже отталкивающим. Сделал плавный скользящий шаг по направлению ко мне и неожиданно оказался с удивленной пардой нос к носу. Один шаг! Он сделал один шаг! Так каким же образом ректор преодолел внушительное расстояние и оказался практически вплотную?!
– Кто сказал, что я человек, Мими?
Ректор подмигнул, и прямо на моих глазах самый заурядный черный человеческий зрачок начал менять свою форму. Черная капля на миг затопила всю зелень, затем дернулась, словно живая, и начала сужаться. Вот только теперь зрачок приобрел совсем иную форму – он стал вертикальным.
– Кто сказал, что я человек? – с каким-то особым наслаждением повторил Итон-Бенедикт, а я поняла, что сейчас самым неподобающим для парды образом заору от ужаса.
Боевая трансформация началась автоматически, без участия меня или кошачьей сущности. Обнажая длинные когти на ногах, лопнули кожаные сапоги; затрещала по швам одежда, а рот ощерился длинными клыками.
Глядя на меняющуюся прямо перед ним парду, ректор неожиданно радостно улыбнулся.
– Это будет забавно, – с огоньком предвкушения в глазах заметил он, и я невольно попятилась.
Ну его! Адекватные люди не нарываются на потасовку с пардой в боевой трансформации. Адекватные люди бегут прочь!
– Вы меня пугаете, господин ректор…
Итон-Бенедикт придвинулся чуть ближе. Загорелое лицо исказила не поддающаяся описанию гримаса, черты заострились, а глаза начали светиться.
– Что такое? – спросил Итон-Бенедикт. – Больше не считаешь меня мягким как подушка?
Зажмурившись от накатившего страха, я мелко затряслась. Нет, такого просто не может быть. Может, это и не ректор вовсе? Может, его подменили злобным братцем-близнецом?
Послышался смех, а следом раздраженное:
– Наберись мужества посмотреть своему страху в глаза, Мими!
Детское прозвище, произнесенное странным, не то свистящим, не то шипящим голосом, резануло по ушам и заставило очнуться. В ту же секунду проясняющееся сознание нашло решение.