Местные использовали его в качестве сахарозы, щедро добавляя в большинство кондитерских – и не только – изделий. Сладости, облитые медом хлебные трубочки и мясо под сладковато-кислым соусом были национальными блюдами местной кухни. Итону-Бенедикту те семь недель, что его корабль провел в бухте Флокса, показались гастрономическим раем.
И вот, словно отголосок прежней жизни, ему встретилась девушка, чей манящий аромат невольно ассоциировался с самым лучшим периодом его жизни. Только вопреки ассоциациям прошлого сама Ноэми принесла кучу проблем.
Выдохнув, Итон-Бенедикт подцепил пальцами приличный кусок пирога с клубничной начинкой и велел:
– Рассказывай.
Удерживать маску сурового начальника, когда стол ломится от лакомств, было невероятно сложно. Может, поэтому пардочка улыбнулась и скрестила руки на груди.
– Вы заблуждались на мой счет, господин ректор, – неожиданно важно начала она, словно копируя чьи-то до боли знакомые интонации. – Я спишу это на самоуверенность, которая приходит с годами, и незнание некоторых нюансов. Увы, но с первым по силам справиться только времени, а вот относительно второго я вас с радостью просвещу.
Итон-Бенедикт наконец понял, что копировала пардочка его самого, отложил нетронутый кусок пирога на блюдце и хмуро глянул на девушку:
– Снова дерзишь?
Ноэми обезоруживающе улыбнулась и развела руками, всем своим видом говоря: «А на что вы, собственно, рассчитывали, господин ректор? Горбатого могила исправит!»
Откинув волосы, девушка глянула в сторону открытого окна, задержала взгляд на раскачивающихся от ветра занавесках и словно невзначай обронила:
– Я, между прочим, извинилась за свое поведение…
На кухне повисла пауза.
Итон не собирался извиняться по двум причинам. Во-первых, внутри все еще клокотали отголоски раздражения, во-вторых, он вовсе не считал себя виноватым.
Так и не дождавшись ответа, Вейрис продолжила:
– Так вот, господин ректор, истинная пара среди оборотней встречается одна на пятьдесят. И да, партнеры в таком союзе верны друг другу до конца жизни. Точнее, обычно их жизни даже заканчиваются вместе, потому что один просто не в состоянии жить без своей второй половинки. Это общеизвестный факт. – Девушка посмотрела ему в глаза и веско закончила: – Вот только парды отличаются от своих собратьев.
Вейрис взяла со стола десертную вилку и принялась с задумчивым видом крутить ее между пальцев.
– Мы воины, боевые машины, готовые сражаться и погибать. – На симпатичном, молоденьком личике появилось совершенно не свойственное для такой юной особы выражение потери. – Вы знаете, что количество погибших пардов намного выше, чем количество тех же тигров, львов и других кошачьих? Так было всегда, поэтому природа позаботилась о нашей выживаемости и немного подкорректировала инстинкты.
– Хочешь сказать… – До Итона медленно начал доходить смысл сказанного девушкой.
– Между нами существует связь, но мы не храним физическую верность друг другу, – тихо сообщила она и вскинула голову. – Я очень люблю Джеда. – На ее губах появилась и тут же угасла счастливая улыбка. – Возможно, поэтому и чувствую себя так ужасно.
Итон-Бенедикт с удивлением обнаружил, что внушительный кусок пирога, который он отложил себе на тарелку в начале беседы, так и остался лежать целехоньким. Впервые моряк не хотел есть сладкое.
– Тебе же не нравился Джером, – тихо заметил ректор, отодвигая блюдце еще дальше. – Вот младший наследник в тебе души не чаял еще с детских лет, но ты всегда относилась к нему холодно. Так почему целовалась с ним вчера на приеме?
Девушка молчала, как-то чересчур заинтересованно изучая рисунок на скатерти.
– Что за игру ты придумала? – неожиданно спросил Итон.
Ноэми встрепенулась, и глаза ее обиженно блеснули.
– Все вам заговоры, интриги и сплетни, – фыркнула она и, вздохнув, призналась: – Мы…
Договорить девушка не успела. В открытое окно влетела Гуля и запыхавшимся голосом возвестила:
– Тревога! Кто-то проник на территорию.
Забыв обо всем, ректор вскочил и бросился к дверям:
– Вейрис, к себе в комнату. Живо!
Нормальный он или как? Я вообще-то маг крови, чистокровная парда, если кто забыл, а он меня в комнату отсылает. Нет, ну ни стыда ни совести у некоторых ректоров!
– Вейрис! – устрашающе громко рявкнул Итон-Бенедикт, и я послушным котенком поспешно встала из-за стола и вышла следом за ним из домика.
– Комнаты не покидать, – предупредил ректор. – Учтите, Ноэми, я приду и спрошу у Блоша.
Я громко фыркнула, демонстрируя негодование, но вслух говорить остереглась. Зато зависшая в воздухе горгулья инстинкт самосохранения включить забыла.
– Ой, а чего это мы о пардочке так печемся? Ой, а это мне показалось или вы вдвоем на кухне плюшками баловались? Ой, а…
– Еще одно слово – и летать тебе станет затруднительно, – предостерегающе сказал Итон-Бенедикт.