Факундо

Самое простое и приемлемое определение феномена «Факундо» сле­дующее: это синкретическое по своей природе произведение, но синкре­тизм книги Сармьенто явление особого порядка, как бы порождение са­мого творчества истории, плод самого процесса зарождения культуры, создающей себя из всего «что под рукой», использующей для своего само- строительства все, что может помочь явить себя миру и осмыслить себя. Это книга основ новой культуры нового на мировой карте народа, по­явившегося на ней как раз во времена Сармьенто, проявление его на­рождающегося исторического и культурного сознания, и потому книга сопоставима по своей внутренней логике и функции — при всей кажу­щейся парадоксальности такого сравнения — с памятниками первотвор­ческого характера любой иной эпохи. Синкретизм «Факундо» — отраже­ние многосложности самой истории, как бы ее «слепок», и в то же вре­мя — это «слепок» с сознания и личности автора, который был одной из центральных фигур общественной, социально-духовной борьбы того времени, и более того — ее воплощением. Политик, общественный и го­сударственный деятель, военный, дипломат, педагог, писатель, реформа­тор экономики и культуры — Сармьенто своей многоликостью отвечал по­требностям истории и во многом определил ее последующий ход.

Мигель де Унамуно, восхищавшийся первородной мощью натуры Сар­мьенто, писал: «Стиль творится такими людьми, как он»[462]. Продолжая эту мысль, можно, наверное, было бы сказать и так: «Жанры творятся такими людьми, как Сармьенто». Он сам был и стилем и жанром эпохи, запечатлевшимися в его образе жизни и деятельности, в мышлении и творчестве с наибольшей отчетливостью, определенностью и резкостью в сравнении с иными общественными деятелями и писателями, его совре­менниками, как это обычно происходит с личностями особой одаренности. Непредсказуемость, вольность и стихийность истории и в то же время ее глубокая внутренняя обусловленность, непререкаемая логика — все это с замечательной полнотой предстает в деятельности и книге Сармьенто.

История движется вперед, преодолевая устаревшие социальные и культурные формы и создавая новые стили и жанры общественной жиз­ни, точно так же происходило становление и Сармьенто — как личности и как писателя. При том что творчество Сармьенто сформировалось, пи­таясь из многочисленных источников, произведений политических, фило­софских, исторических, художественных (о чем будет сказано в дальней­шем), при том что он жадно искал образцов, примерялся ко всему, что могло бы ему помочь,— он ничему не подражал и ни на что конкретно не ориентировался, а, напротив, шел как бы вопреки образцам.

Эта особенность его творческой манеры отражала историческую си­туацию, которую переживала его родина Аргентина, да и вся Испанская Америка, большая родина испаноамериканцев, едва сбросившая власть Испании в результате победоносной Освободительной войны 1810— 1826 гг. Сложившаяся в недрах колониального общества система — со­циальные отношения, учреждения, культурные и идеологические фор­мы — рухнула; старые порядки грозили удушить ростки нового, ничего готового не было, надо было искать, пробовать, создавать, причем в условиях неясных перспектив национального развития, ибо сам, так ска­зать, человеческий «материал» истории — аргентинский народ, нация были скорее еще проектом, который надо было создавать из населения, жившего в бывшем вице-королевстве Рио-де-ла-Плата...

Ко времени появления Сармьенто на арене общественной и литера­турной жизни (а первые его публикации появляются в прессе начала 40-х годов XIX в.) прошло три десятка лет с тех пор, как 25 мая 1810 г. в Буэнос-Айресе, столице Рио-де-ла-Платы, произошла Майская револю­ция, упразднившая испанскую власть. В том же 1810 г. по всей Испан­ской Америке, от Мексики до Чили, прокатилась волна восстаний и ре­волюций, слившихся в единую освободительную войну. Майская револю­ция, превратившая бывшую южноамериканскую колонию в крупнейший очаг континентального революционного процесса, породила целую плеяду блестящих, радикально настроенных общественных и государственных деятелей, полководцев, волевых строителей новой страны — Аргентины: Мариано Морено, Мануэль Бельграно, Хосе де Сан-Мартин, Бернардино Гивадавиа...