Фальшивая графиня. Она обманула нацистов и спасла тысячи человек из лагеря смерти

С учетом долгого рабочего дня Генри задача поиска продуктов ложилась на Янину. Немногочисленные магазины, обслуживавшие поляков в Люблине, не могли обеспечить даже тот скудный рацион, который им полагался, а поскольку людям требовалось как-то выживать, то оставалось только покупать на черном рынке. Поиск нелегальных продавцов с необходимыми товарами, а потом торг и покупка – за наличные или по бартеру – были сложным и рискованным процессом. Война продолжалась, дефицит усиливался, и люди тратили все больше времени на поиски еды и самых необходимых товаров. В то время в Польше был популярен анекдот:

Два друга, которые давно не виделись, встречаются на улице.

– Чем занимаешься?

– Работаю в городской ратуше.

– А твоя жена, она как?

– Работает в писчебумажном магазине.

– А ваша дочь?

– Работает на заводе.

– Как же вы выживаете?

– Слава богу, наш сын безработный[70].

Впервые прогулявшись по улицам Люблина, Янина сочла его довольно симпатичным, несмотря на жалобы Генри, который когда-то жил там. Однако, куда бы она ни направлялась, красоту везде успели подпортить немецкие оккупанты. Площадь Литевского, где стояли дворцы местной аристократии и собор Святых Петра и Павла, была переименована в Адольф-Гитлер-плат. В центре ее красовалась огромная карта, на которой показывалось продвижение нацистских войск по Европе, а громкоговоритель, который поляки прозвали «ревуном», сыпал новостями о победах Германии и плевался антисемитской пропагандой. В витринах элегантных магазинов и кафе на широком бульваре Краковское предместье висели таблички, запрещавшие вход полякам. Стены были заклеены плакатами, на которых евреи изображались грязными и вшивыми и где их обвиняли во всех смертных грехах, от торговли отравленным спиртным до распространения тифа. Но самый большой ужас наводили на Янину истощенные и болезненные личики польских детей, которых она встречала возле перенаселенных многоквартирных домов, где их семьи были вынуждены жить после того, как у них отнимали их собственные.

Проходя под готическими Краковскими воротами, Янина вступала на каменные улочки Старого города. Деревянные дома с оштукатуренным первым этажом были украшены росписями, еще сохранявшими свое очарование. Однажды, направляясь к Гродзким воротам, она увидела, что улица перегорожена и полиция обыскивает всех входящих. Знак предупреждал об опасности тифа. За воротами начиналось еврейское гетто[71].

Часть Люблина между Гроздскими воротами и Замком – дворцом, возвышавшимся над городом, – исторически считалась еврейским кварталом, сформировавшимся около XV века. Люблинские евреи в количестве около 42 000 человек к 1939 году расселились далеко за его пределы. Весной 1941-го губернатор Люблинского округа Эрнст Цернер приказал всем евреям Люблина переселиться в гетто – небольшую часть еврейского квартала. В октябре 1941 года генерал-губернатор Франк издал указ о том, что евреев, пойманных за пределами гетто, будут арестовывать и расстреливать, как и поляков, которые осмелятся им помогать. Вход в люблинское гетто был запрещен всем неевреям, за исключением представителей власти; соответствующий указ вышел 9 декабря 1941 года, накануне прибытия Янины и Генри в город.

К началу 1942 года более 35 000 евреев жили в гетто, застроенном синагогами, школами, складами и старинными жилыми домиками. За редким исключением, там не было электричества и водопровода. Ни для кого не являлось секретом, что в гетто бушуют голод и тиф; по словам одного из эсэсовских чиновников, люди там «мерли как мухи»[72]. Слушая об ужасах гетто, Янина не могла не вспомнить своих друзей и коллег, которые сейчас страдали в таких же условиях во Львове.