Через три дня Елена Юрьевна не выдержала. Больше всего она опасалась, что встретит возле школы кого-то из учителей. Особенно не хотелось встречаться с Люстрой – классной руководительницей и учительницей русского и литературы. Так уж повелось, что между Леликом и Ангелиной Валентиновной давно существовало тайное взаимное неприятие. А попросту говоря, они терпеть друг друга не могли. Елена Юрьевна считала, что таких людей, как Люстра, и на пушечный выстрел к школе нельзя подпускать. Неискренний и фальшивый человек, она, как казалось Лелику, настолько формально преподавала свой предмет, что могла привить своим ученикам лишь одно: ненависть к литературе. Люстра же считала Елену Юрьевну легкомысленной, несолидной да к тому же высокомерной особой. И отсутствие дистанции в отношениях между Еленой Юрьевной и дочерью воспринимала как что-то недопустимое и противоестественное. Особенно же обострилась эта скрытая вражда после того, как Черепашка стала ведущей молодежной программы. Люстру якобы сильно волновало, что из-за съемок Люся стала уделять меньше времени учебе, а иногда даже пропускала занятия. И хотя Черепашка всегда имела оправдательный документ, Ангелина Валентиновна воспринимала происходящее как личное оскорбление.
«Яблоко от яблони! – мысленно возмущалась учительница. – Мамаша! Возомнила о себе бог знает что! Подумаешь, на телевидении она работает! И доченьку свою наверняка по блату пристроила! И не думает, что из нее дальше-то будет! Аттестаты-то пока, слава богу, никто еще не отменял. Сидит там в теплом кабинетике, ворон считает… Редактор! А ты попробуй-ка, редактор, докажи этим остолопам великовозрастным, что Пушкин – солнце русской поэзии, когда у них на уме одни дискотеки и пиво!»
Своим ученикам она не уставала цитировать Маяковского, обвиняя их в необразованности и дремучести: «Светить всегда, светить везде…» Ну и так далее. Именно за это учительница и получила от Юрки Ермолаева прозвище Люстра.
«Только бы мне с Люстрой не встретиться! – как заклинание твердила про себя Лелик, шагая к школе по обледенелому насту. – Увидит меня заплаканную, ненакрашенную и подумает: “Вот! Я всегда говорила, что панибратские отношения отцов и детей ни к чему хорошему не приводят!”»
Елена Юрьевна знала, что в пятницу у Люси по расписанию шесть уроков. Она не собиралась заходить в школу. План был такой… Вернее, как такового плана вовсе не существовало. Ей бы хоть издали посмотреть на свою Черепашку! Убедиться, что дочь жива и здорова. А там уж как пойдет. Сейчас Лелик была в таком состоянии, что не смогла бы поручиться за себя ни в чем. Поэтому она и решила положиться на чувства. Если сердце подскажет, она подойдет к Люсе, а нет, так, значит, и будет стоять в своем укрытии, издали наблюдая за дочерью. Лелик не знала, что она скажет Люсе, как вообще себя поведет. Станет ли уговаривать дочь вернуться домой, начнет ли просить прощения? «Главное, держать себя в руках и не реветь!» – строго задала себе женщина программу-минимум.
О том, что Люся живет у Лу, Елена Юрьевна узнала в тот же вечер. Только та не пожелала разговаривать с ней по телефону, а Лу сказала, что будет лучше, если Лелик на какое-то время оставит Черепашку в покое. Да, именно так и сказала ей Лу. Лелик почувствовала, что девушка изо всех сил старается ее не обидеть, но все же в голосе Лу проскальзывали нотки осуждения. И Лелик, как ни тяжело ей это было, оставила Черепашку и Лу в покое. На целых три дня. Но это был предел ее возможностей. Больше она так жить просто не могла! Пусть уж лучше Черепашка накричит на нее, выскажет все в лицо, что угодно пусть сделает, Лелик все готова снести и вытерпеть, но только не то, что происходит сейчас.
Голые кусты и деревья не могли послужить ей укрытием. Беспомощно озираясь, женщина остановила взгляд на трансформаторной будке. Ничего другого просто не оставалось. Лелик посмотрела на часы. Через три минуты должен прозвенеть звонок. Нужно было срочно прятаться.
«А может, не нужно? – явилась вдруг шальная мысль. – Гораздо хуже будет, если меня увидит за этой будкой кто-то из Черепашкиных одноклассников.
– Зная свою дочь, Лелик была уверена, что Люся не стала распространяться в классе о своей ссоре с матерью. Наверняка об этом знает только Лу. – Нет, это вообще как-то несолидно, дико – за будкой прятаться! Я все-таки взрослая женщина… – увещевала себя Люсина мама, стоя в двух шагах от трансформаторной будки. – А если Люстра? Или кто-нибудь еще из учителей? – испугалась она. – Ну и плевать я на них на всех хотела! Все, буду стоять здесь!»