Мы приземлились в Риме и приехали на «мерседесе» в дом на виа Л. Сантини, одной из тех маленьких улочек, которые отходят от площади Козимато в Трастевере. Весь дом был в нашем распоряжении. На первом этаже находился мебельный салон, торгующий поддельным антиквариатом, который мастерили во внутреннем дворе. Мне отвели уютную трехкомнатную квартиру на втором этаже, а еще выше располагалась студия. Когда мы приехали, Франко передал меня пожилому типу по имени Бальдассаре Тассо, который должен был помогать мне в работе. Судя по всему, это был главный специалист по подделкам. Синьор Тассо показал мне студию, где мне предстояло работать, и объяснил, что все поверхности помещения, пол, потолок и стены, были очищены до слоя семнадцатого века или более ранних, весь мусор собрали пылесосом, затем все тщательно вымыли и напоследок снова прошлись пылесосом. Окна были наглухо заделаны, а весь воздух поступал из вентиляционной трубы, подсоединенной к насосу и фильтру, который был предназначен улавливать и задерживать все относящееся к двадцать первому веку. Я должен был входить в студию через прихожую, где мне нужно было снимать с себя всю одежду, кроме той, что сделана из кожи, хлопка, льна и шерсти. Мне предстояло работать в зоне естественных волокон, ибо какая жалость, если после стольких трудов в краске будут обнаружены частицы нейлона или полиэтилена! Обстановка состояла из старинного деревянного мольберта, старых столов, стульев и дивана, принадлежащих той эпохе. На последнем этаже жили синьора Даниэлло, кухарка, и ее дочь с малышом. Я, Франко и Тассо поселились в квартире. Все были радостные как умалишенные, кругом одни улыбки.
Когда мы устроились на новом месте, Франко вручил мне конверт с кредитной карточкой «Мастеркард», выданной «Дойче-банком», — я не помнил, чтобы подавал заявление на ее выдачу, но, по-видимому, именно так делались дела в моей новой жизни. Мы пообедали — рис с помидорами, сыром и курицей оказался превосходным; дочь синьоры Даниэлло, чье имя я не расслышал, выполняла обязанности горничной и прислуживала за столом, и, по-моему, у Франко были кое-какие виды на нее. После обеда и короткого отдыха я прошелся по виале ди Трастевере, нашел банкомат, сунул карточку в щель и снял пятьсот евро на карманные расходы, попутно выяснив, что располагаю доступным балансом в сто тысяч евро.
Возвращаясь домой, я буквально парил над старинной булыжной мостовой. Франко с встревоженным видом ждал у двери; он осведомился, где я был, я ему ответил и спросил, нет ли какой-то ошибки с моим банковским счетом, на нем так много денег, а он сказал, нет, синьор Креббс щедро расплачивается с теми, кто на него работает. И тут широкая улыбка. У меня возникло ощущение, что Франко рад моему возвращению, так как ему полагается постоянно присматривать за мной.
Я решил, что мне пора приниматься за работу, прямо немедленно, и поднялся в студию, где застал Бальдассаре снимающим оберточную бумагу с плоского предмета. Закончив, он поставил этот предмет на мольберт. Это оказался холст размером пятьдесят на семьдесят дюймов «Бегство в Египет», такой темный и грязный, что с трудом можно было разобрать, какое это бездарное дерьмо, работа какого-то подражателя Караваджо, не умеющего рисовать.
— Что вы об этом думаете, синьор? — спросил Бальдассаре.
Я сделал вид, будто меня сейчас вырвет, и он рассмеялся.
— Чья это мазня? — спросил я.
— Имя художника стерлось из истории, но картина относится приблизительно к тысяча шестьсот пятидесятому году, она была написана в Риме, и использован такой же льняной холст тончайшего плетения, какие любил Веласкес. Так что мы очистим его от этого дерьма и вы будете писать на замечательном клеевом грунте семнадцатого века.
— И подрамник тоже будет соответствующего периода, — добавил я.
На лице у Бальдассаре появилось хитрое выражение, и он сказал:
— Да, всему свое время.
Лишь гораздо позже я понял, что он имел в виду.
Бальдассаре говорил медленно на смеси итальянского и английского, и я понимал его достаточно хорошо. Тощий и лысый, он, наверное, уже разменял восьмой десяток; маленькие очки в золотой оправе, голый череп, весь покрытый печеночными пятнами, с бахромой седых кудрей. Он был похож на Джепетто из мультфильма «Пиноккио», сходство дополняли фартук, засученные рукава и шейный платок.
Я спросил его про краски и кисти, и он провел меня к столу, на котором были аккуратно расставлены бутылочки и баночки, а рядом лежала кучка старых кистей. С гордостью в голосе Бальдассаре объяснил, что я вижу.