Фальшивая жизнь

Когда секретарь называл кого-то на «вы» и по званию, ясно было – взбешен! До такой степени, что вполне могли последовать и оргвыводы… и тогда начальник местного главка МООП генерал-майор Христофоров отправился бы куда-нибудь на задворки, скажем, в тот же Озерск, по пути потеряв звездочку с погон, а то и две.

А так не надо бы! Здесь, в главке, хоть помощники толковые есть, а уж Озерское отделение Христофоров развалит вмиг, поскольку никогда не работал ни следователем, ни участковым, ни опером. Сразу с комсомольской работы – в начальство МООП. Так бывало в хрущевские времена: одного снимали (щелчком!), другого на прорыв кидали, что и говорить – волюнтаризм!

Хотя вряд ли Христофорова задвинут – в аппаратных играх тот очень даже силен, и связи у него – аж в самой Москве!

– Ну? Что скажете, Аркадий Тимофеевич?

Суров был первый секретарь, но, однако ж, отходчив. Вот и сейчас отошел, галстук распустил, попил из графина водички…

С трясущимися руками Христофоров поднялся со стула и одернул китель. Моложавый, подтянутый, с мужественным волевым лицом, Аркадий Тимофеевич вовсе не выглядел на свои пятьдесят, не чурался спорта, даже бегал по утрам и жутко нравился женщинам. Не то что расплывшийся Левкин!

Супруге своей Аркадий Тимофеевич не изменял, жили они, как говорят, душа в душу. Хотя кто знает? Может, и имелся какой компромат…

– Товарищ первый секретарь, мы работаем, сотрудники нацелены… не считаясь с личным временем…

– Так-та-ак! – зловеще перебил секретарь. – Значит, ты и личное время своих сотрудников организовать, как надо, не можешь? Или это они такие неорганизованные?

На «ты» перешел. Христофоров опустил глаза, чтобы никто не заметил промелькнувшей в них радости. На «ты» – это хороший знак. Значит, начальственный гнев прошел, значит – по партийной линии выговор… пусть даже строгач. Потом снимут. Ладно…

– Все понятно, полковник. Конкретное что-то скажешь или так и будешь мекать?

Снова попив водички, Федор Иванович поставил стакан и обвел строгим взглядом присутствующих, в основном руководство милицейского главка, от прокуратуры был один Алтуфьев.

Однако надо выручать Христофорова. Владимир Андреевич собирался осенью переводиться в Эстонию, к жене, и в этом плане связи начальника главка могли очень даже пригодиться.

– Разрешите, товарищ первый секретарь?

– А, вот и прокуратура нарисовалась, – недобро прищурился Левкин. – Ну, давай, майор, послушаем… Ты вообще кто? И где Тенякин?

– Младший советник юстиции Алтуфьев, – представился Владимир Андреевич.

– А, младший… Вот ведь Тенякин – нашел кого прислать.

– Исполняющий обязанности районного прокурора на время очередного отпуска…

– А! Так он в отпуске! То-то я смотрю – на рыбалку звал… Ну, давай-давай, майор, говори.

В классных чинах прокуратуры вообще-то мало кто разбирался. Вот на Алтуфьеве – синий двубортный пиджак и на воротнике – погоны-петлицы с двумя зелеными просветами и одной большой звездочкой. Если по-военному или в милиции – майор, в прокураторе же – младший советник юстиции. Звание, между прочим, не такое уж и маленькое, вернее, не звание, а классный чин.

– Конкретно – нужно еще раз опросить потерпевших и свидетелей, выявить общие закономерности всех дел, а ведь они есть! – Владимир Андреевич, начав спокойно, продолжал все с большим азартом: – Не могут не быть! Значит, в этом направлении и нужно работать. А еще – наводчики и сбыт, этим как раз занимаются люди полковника Христофорова, и я полагаю…

– Понятно, майор. Работайте! В тесной связке с Христофоровым. Сроку вам… – Левкин глянул на календарь, сунутый под стекло на столешнице, – до первого августа! На доклады лишний раз таскать не буду – работайте. Но ежели в срок не уложитесь, пеняйте на себя! Свободны.

Все облегченно потянулись к выходу, вытаскивая на ходу курево. В коридоре Алтуфьева нагнал начальник главка. Оглянулся, взял под локоть:

– Спасибо, Володь. Не забуду!

Вот так…

Войдя в кабинет, Владимир Андреевич снял форменный пиджак, повесил его на спинку стула и, глянув на портрет Ленина над сейфом, пошел к висевшему рядом зеркалу. Причесался, задумался…

Высокий худощавый брюнет с тонкими чертами лица, Алтуфьев не любил прокурорскую форму, хотя она ему очень даже шла. Да ее вообще никто из сотрудников не любил – колючая, да и летом жарко. Это раньше еще, лет десять назад, носили, потому как многим и надеть-то было нечего, сейчас же надевали только на совещания да по профессиональным праздникам, на работе предпочитая гражданку.

– Ниночка! – выглянув в приемную, улыбнулся Алтуфьев. – Ты мне чаек, пожалуйста, сделай. И Сергея Петровича позови.

– Хорошо, Владимир Андреевич, сделаю. Вам с лимоном?

– А что – есть?

– Спрашиваете!