Фальшивка для тёмного мага

Я откидываю край покрывала, сажусь на кровать прямо в платье. В вечернем полумраке комната кажется серой, лишь местами видны проблески позолоты. Присмотревшись, я замечаю лепной орнамент, бегущий по стыку стены и потолка. Трюмо на гнутых ножках словно вышло из покоев венценосной особы. На меня обрушивается роскошь, которую я до сих пор замечала, но не воспринимала, с сейчас, оставшись с ней наедине, я будто в музее оказалась.

Прикасаться к экспонатам в музеях нельзя — я давлю в себе порыв вскочить.

Чужое место, чужая атмосфера. Безотносительно всех перипетий судьбы, я бы предпочла оказаться в лачуге…

О чём я думаю?!

Вот теперь я вскакиваю, чтобы обессиленно рухнуть обратно на кровать и ощутить под рукой мягкость простыней. Я ведь не к родителям хотела вернуться, я испугалась видимого богатства и вместо того, чтобы радоваться комфорту, пожелала спрятаться в привычную нору бедности.

Чем я лучше мамы, которая убрала новый сервиз далеко в шкаф и продолжала пользоваться чашками с трещинками и сколами?

Что я вообще делала со своей жизнью? Почему, стремясь наверх, работая и открывая для себя новые возможности, я одновременно продолжала разрушать своё будущее, себя? Почему, имея все возможности, я палец о палец не ударила, чтобы улучшить качество своей жизни? Мне кажется, я не справлюсь… Даже сейчас я вроде бы пытаюсь найти выход из западни, борюсь, но одновременно я погружаюсь в отчаяние. Сдаться легко, починить себя… невозможно?

Мне себя так жалко становится…

Может быть, это стресс слезами вытекает? Хочется думать, что я сильная, а минуты слабости бывают у всех, что завтра будет новый день, взойдёт солнце, разгонит мрак и отчаяние, и с новыми силами я встану.

А сегодня можно дать эмоциям волю, и всхлипываю. Подушка становится мокрой.

Я реву, как не ревела с начальной школы, когда потерялась в “Детском мире”, также по-детски, также безутешно, но мне становится по-настоящему легче, и уверенность постепенно возвращается.

Я чувствую осторожное прикосновение к плечу.

От неожиданности я вздрагиваю, испуганно оборачиваюсь.

Рядом со мной на кровати Ариэль.

Парень выглядит обескураженным. Даже ошеломлённо-испуганным, будто ни разу не видел плачущих девушек, а слёзы вместо того, чтобы прекратиться, текут ещё быстрее. Мне стыдно за мою истерику, за изуродованное плачем лицо, но в то же время во мне будто новая личность проклёвывается. Или это разум берёт верх над комплексами? Внутренний голос успокаивает, что чувствовать не стыдно.

Я разрываю зрительный контакт, пытаюсь отвернуться, спрятаться в подушку — нарыдаюсь всласть и никакой Ариэль мне не помешает. Но он неожиданно удерживает меня за локоть.

— Ты плачешь, — с недоумением сообщает он.

Капитан Очевидность.

А с таким же недоумением ищу и не нахожу в его взгляде отвращения. Красная, опухшая, на что он смотрит?

Ариэль, едва касаясь, проводит подушечками пальцев по моей щеке. И тотчас разбивает очарование момента:

— Госпожа, вам бы… умыться.

Он издевается?

— Не хочу! И вообще, что ты здесь делаешь? Вламываться в спальню…

— Я к своей законной жене пришёл, — перебивает он. — Вместо жены почему-то кикимора.

К Ариэлю возвращается его усмешка. Одарив меня снисходительным взглядом свысока, он попросту подхватывает меня на руки. Я только пискнуть успеваю, как он прижимает меня к себе и совершенно по-хулигански дует куда-то за ухо, щекочет дыханием затылок.

Вроде бы я не вчерашняя школьница, чтобы краснеть и теряться, а теряюсь. Ариэль не даёт мне ни мгновения, чтобы собраться с мыслями. Одной рукой он держит меня под лопатки, другой — под колени. И ухитряется словно невзначай поглаживать прямо сквозь ткань платья.

Надо сказать, чтобы прекратил…

Ариэль опускает меня на пуфик у раковины, открывает воду в кране, трогает, проверяя температуру.

— Можно же позвать горничную, — предлагаю я. Когда я успела успокоиться? Ни слёз, ни истерики. Главное, на отражение в зеркале не смотреть… Сразу покажет, кто на свете всех страшнее.

— Я за неё, — фыркает Ариэль.

И я получаю пригоршню тёплой воды в лицо.

— Хей!

В ответ вторая пригоршня.

Вода попадает на волосы, льётся на платье. Ариэль опускает ладонь мне на затылок, мягко подталкивает наклониться и… умывает как маленькую. Больше всего меня поражает бережность его касаний, и я молчу, позволяю ему мне помочь.

Ариэль закрывает воду. Стопка чистых полотенец дожидается на полке. Ариэль берёт верхнее и сам же промакивает моё лицо. А затем небрежно отбрасывает полотенце прямо на пол.

— Так-то лучше, — заявляет он.

— Даже не знаю, возмущаться или благодарить?

Ариэль усмехается, и я снова оказываюсь у него на руках. Я уже достаточно пришла в себя, чтобы пресечь его поползновения, но в этот раз он не даёт волю рукам и просто возвращает меня в спальню. Приобняв словно невзначай, он принимается за пуговицы.

— Излишне, — отстраняюсь я.

— Госпожа, — он возвращается к прежнему стилю обращения, — платье мокрое, а сами вы не справитесь. О чём вы думаете?

Ариэль вроде бы спорит, но на шаг отступил.

— Зачем ты пришёл? — повторяю я вопрос.