Фальшивое счастье глупой ослицы (СИ)

Справился с замком он с удивительной ловкостью, про ювелиров говорят – золотых дел мастер, а про таких вот умельцев вполне можно сказать – замочных дел мастер, а лучше, скваженных. Я ящеркой юркнула в помещение, и тут же в темноте раздался голос охранника.

- Стой! Кто идёт! – и в ту же секунду раздался хлопок, и с ужасом обнаружила, что этот бандит ещё и с оружием.

- Вы что себе позволяете? – воскликнула я, - совсем ума нет?

- Да успокойтесь вы, - ответил браток, - этот пистолет со снотворным для слонов.

Я почувствовала, что сейчас хлопнусь в обморок.

Нет, правда, моему несчастному организму и в самом деле

просто необходимо полежать в глубоком обмороке.

- Вы идиот! – простонала я, - какое снотворное? Какие слоны?

- Ева, успокойся, - Диме стало смешно, - охранник жив, только спит. У Моцарта оружие с дротиками со снотворным.

- Моцарт? – мои брови поползли вверх.

- Моя фамилия – Композиторов, - пояснил браток.

Хорошая фамилия, ничего не скажешь.

- Вам с такой фамилией только в музыкальную среду, - покачала я головой, и пошла наверх.

Моцарт, он же уголовник Композиторов ловко справился с замками на двери кабинета, и мы вошли внутрь.

Кабинет, как кабинет.

Стол, стул, полка с книгами по юриспруденции, на столе портативный компьютер – странно, что его милиция не забрала, или хотя бы родственники – пара стульев, кресло и не большой диванчик.

Первым делом я стала лазить в ящиках стола, там оказалась целая куча бумаг, счетов, и я стала складывать всё в пакет.

На самом дне лежал какой-то блокнот, и я быстро схватила его, и тут же услышала какой-то шорох.

- Что это? – схватила я Диму за рукав.

- Мне откуда знать? – ответил он, но фонарик погасил.

Сквозь звенящую тишину мы явственно услышали, как кто-то крадётся к кабинету, в этот момент раздался звук сирен, мы заметались, выскочили на лестницу, коридоре зажёгся свет, и помещение заполонила милиция.

- Картина Репина, приплыли, - процедил Дима, и втолкнул меня назад в кабинет.

- Я же просил, - воскликнул Моцарт.

- Да мне откуда было знать? – воскликнул Дима, - я не ясновидящий.

В этот момент дверь взломали, и в кабинет влетели омоновцы

во главе с Максимом.

Моцарт схватился было за пистолет со снотворным, но Макс одним коротким ударом выбил его...

- Ну, и зачем так грубо? – воскликнула я, - пистолет ненастоящий.

- Что? – воскликнул Макс, и сдёрнул у меня с головы чулок, - как это понимать? – заорал он.

- Как хочешь, так и понимай, - отозвался Дима, стаскивая с себя мои чулки.

- И этот здесь! – воскликнул Максим, - ну, да, где ты ещё могла оказаться, как не в охраняемом объекте, да ещё вместе с бывшим мужем! – потом он бросил взгляд на Моцарта, и содрал с него мой чулок, - а здесь ещё и наш музыкальный

друг. Вы все арестованы!

- Ты спятил? – взвизгнула я.

- Да, спятил, но по-другому тебя не научишь. Вы мне операцию сорвали! Вы это понимаете?

- Лично мне на твою операцию плевать с самого высокого небоскрёба Нью – Йорка, - огрызнулся Дима.

- Вот посидишь в обезьяннике, будет уже не наплевать, - прошипел Максим, и вынул из кармана наручники.

У меня от злости дыхание перехватило, и я, желая разозлить Максима, повисла на шее у Димы, и стала целовать его.

У моего мужа челюсть поехала вбок, а Дима, напротив,

заключил меня в объятья, и у меня вдруг голова закружилась

от поцелуя.

Зато какое выражение лица было у Максима, я оторвалась от Димы, и со злостью взглянула на него.

- Получил? – хмыкнула я, - знаешь, милый, у тебя поцелуи не

столь страстные.

- Вика! – ошеломлённо проговорил он, потом вдруг резко

развернул меня и защёлкнул на запястьях наручники.

- Молодец, - процедила я, - раз уж ты нас арестовал, то посади

в одну камеру, и оставь наручники, думаю, мы найдём, чем заняться.

Максим ни слова не сказал, и мы очутились в обезьяннике.

К счастью, там не было много народа, но от одного бомжа исходил такой аромат, что я невольно прижалась лицом к Диминой широкой груди.

- Знал, куда посадить, - прошипел Дима, но, надышавшись Диминого одеколона с отдушкой перца, амбре, исходящее от бомжа, показалось мне сродни аромату роз.

В обезьяннике мы просидели трое суток, наконец, нас выпустили, и в кабинете Максим устроил мне допрос с пристрастием.

Только обращался он ко мне на вы, и был довольно груб. Я в

ответ только огрызалась, а когда он стал требовать от меня паспортные данные, чтобы записать в протокол, я окончательно взбесилась, и на идиотский вопрос, кем мне приходится господин Северский, ответила, любовником.