Фальшивомонетчики. Экономическая диверсия нацистской Германии. Операция «Бернхард» 1941-1945

К удивлению Хольтена, в римском аэропорту его встретил не только Фребен, но и Капплер. Фребен объяснил, что Капплер решил присоединиться к «нелегальной» разведывательной сети, несмотря на весь связанный с этим серьезный риск. Он распорядился установить радиоаппаратуру в отдельном помещении в десятиэтажном здании на Виа Тассо, в котором располагался его отдел. Так возник центр радиосвязи при атташе германской тайной полиции в Италии. В тот же вечер началась наладка аппаратуры. Утром 19 сентября был установлен контакт с радиоцентром VI управления РСХА в Ванзе, окрестностях Берлина. Сразу же начался оживленный радиообмен. В первом же блоке информации было дано пояснение к невнятному изречению относительно «нападения на Муссолини». Берлин предупреждали, что оппоненты дуче, которых становилось с каждым днем все больше, намерены воспользоваться запланированным на 24 июля съездом партии фашистов для того, чтобы попытаться свергнуть его. Но как видно, все были глухи к этим тревожным новостям.

Неожиданно раздались звуки сирен. Хольтен засобирался в убежище, но Капплер и Фребен стали уверять, что никакой опасности не было: «Бомбардировщики пролетают над Римом, чтобы наносить удары по целям на севере Италии, но никогда не трогают столицу. Правда, иногда они сбрасывают над городом листовки». Радиообмен продолжался. Неожиданно раздался телефонный звонок. Капплер снял трубку и после разговора пояснил, что только что получил от итальянских властей подтверждение, что бомбардировщики союзников действительно летят на Рим. Он предложил Хольтену понаблюдать за действиями авиации противника с крыши здания, откуда был прекрасный обзор. Хольтен согласился, и вся компания отправилась наверх. В момент, когда Хольтен открывал люк на крышу, раздался оглушительный взрыв. Сила взрывной волны чуть не сбросила его вниз. Так столица Италии впервые подверглась бомбовому удару.

С военной точки зрения результаты бомбежки были незначительными. Пострадали несколько десятков человек, было разрушено несколько зданий, представляющих историческую ценность, в том числе знаменитая базилика Сан-Лоренцо. Однако моральное воздействие этого удара было огромным. Обнаружилось, что жители столицы совершенно потеряли волю к сопротивлению. Они вдруг поняли, что война — это не только боевые действия где-то далеко от Рима. Это — гибель родственников и близких, разрушение домов, потеря имущества. Как только жители пришли в себя после пережитого шока, толпы горожан бросились на улицы и дали выход эмоциям. Люди бродили по городу, дрались друг с другом, плакали, кричали. Нескольких полицейских, пытавшихся навести порядок, просто смели. Высокопоставленные представители фашистской партии, в свою очередь, тоже попытались успокоить людей, что тоже не увенчалось успехом. Наверное, здесь требовалось личное вмешательство Муссолини, но его в тот день не было в городе: дуче находился в Фельтре (область Венеции), где ему приходилось в очередной раз выслушивать бесконечные речи Гитлера о грядущей победе. Обстановку удалось разрядить после вмешательства римского папы.

Хольтен, который находился на городских улицах, лично видел, как слова святого отца, переезжавшего из одного разбомбленного района в другой, помогали остановить неистовство толпы, несли мир и успокоение запуганным людям, многие из которых были на грани истерики. Но Хольтену было понятно, что его прогноз трехмесячной давности о том, что итальянцы хотели бы как можно скорее выйти из войны, полностью подтверждается.

Он отправил в Берлин радиограмму, в которой честно и без прикрас рассказал о настроениях, царивших в Риме. Документ попал в ставку Гитлера раньше, чем официальный отчет из посольства. Когда в посольстве, где никто понятия не имел о существовании радиоцентра Фребена, узнали, что их данные запоздали, там решили, что служба безопасности общается со ставкой фюрера напрямую, по телефону. На имя Риббентропа была немедленно составлена жалоба о том, что прежде такой привилегией пользовалось исключительно дипломатическое ведомство. Риббентроп в ответ тут же подготовил приказ о том, что все немецкие официальные ведомства должны пользоваться для связи с Германией исключительно телефонной линией посольства в Риме.