Эти его слова не особенно-то меня и удивили: Шелленберг никогда не отличался способностью что-либо «протолкнуть», особенно если это не касалось его лично. Тем не менее он договорился с моим командиром дивизии, чтобы меня отпустили на несколько дней в Берлин для «важной беседы». Хотя я и не ожидал многого от предстоявших переговоров, от невиданного рождественского отпуска 1942 года, естественно, не отказался. В Берлине Шелленберг встретил меня вопросом:
— Какие у тебя отношения с Кальтенбруннером?
Кальтенбруннер был в то время высшим полицейским и эсэсовским чином в Австрии. Знать я его, конечно, знал, но никаких отношений с ним у меня не было, наоборот, я избегал любых с ним контактов, так как считал, что полицейским чинам нечего совать свой нос в дела секретной службы. Однако из того факта, что Шелленберг задал мне такой вопрос, я сразу же понял: за этим что-то кроется. И ответил обтекаемо, что знаю Кальтенбруннера уже давно. Моим ответом Шелленберг был, по-видимому, очень доволен и сообщил, что Кальтенбруннер назначен преемником Гейдриха — начальником полиции безопасности и СД рейха. А затем заявил, что рассчитывает на мою помощь в установлении добрых отношений с новым начальником.
Сообщение Шелленберга меня очень удивило, так как из всех кандидатов на эту должность он был, вне всякого сомнения, наименее подходящим. Кальтенбруннер не был ни специалистом в полицейских вопросах, ни дипломатом, как Канарис [42], могущим использовать свои знания в секретных делах.
Образ Кальтенбруннера, представленный общественности на Нюрнбергском судебном процессе, является на самом деле фрагментарным и односторонним, не соответствуя истинному характеру этого человека. Обвинитель да и весь трибунал стремились изобразить Кальтенбруннера как исчадие зла, защита же не была достаточно сильной, не стараясь к тому же показать его положительные стороны. Не следует забывать, что Кадьтенбруннер оказался перед судом, так сказать, в качестве заместителя — вместо Гиммлера, трусливо ушедшего из жизни и от земных грехов, совершив самоубийство, которое в СС считалось самым низким и достойным осуждения и проклятия поступком. Поэтому за все его преступления ответственность пришлось нести Кальтенбруннеру. Нечто подобное произошло и с известным радиокомментатором Хансом Фритче, который предстал перед трибуналом вместо своего шефа Геббельса [43].
Кальтенбруннер происходил из добропорядочной бюргерской семьи. Как и братья, он избрал профессию отца-юриста. Следуя традициям, стал членом студенческой корпорации. По своему мировоззрению в студенческие годы был близок к великогерманскому шенерианству, затем примкнул к национал-социализму. Когда федеральным канцлером Австрии стал Шушнигг, Кальтенбруннер являлся руководителем среднего звена нелегального эсэсовского движения. Но вот волею судеб он выдвинулся на передний план: австрийской полиции стало известно о планировавшемся нелегальном сборище австрийских эсэсовцев, и в результате принятых мер все собравшиеся были арестованы. Кальтенбруннер, который не смог по каким-то причинам прибыть на это совещание, остался на свободе старшим по рангу. Так он стал «фюрером СС Верхней Австрии». В этой ипостаси он показал, что имеет политический инстинкт, примкнув вскоре к умеренному крылу Зейс-Инкварта [44], ставшего последним канцлером первой австрийской республики. Вначале Зейс-Инкварт намеревался сохранить государственную самостоятельность Австрии при национал-социалистском руководстве. Присоединившись к нему, Кальтенбруннер превратился в одну из важнейших фигур этого направления, считавших, что между ними и Гитлером достигнуто полное взаимопонимание. И действительно, буквально за несколько дней до ввода в Австрию немецких войск Гитлер заявил венскому «министру национального примирения» Эдмунду фон Глайзе-Хорстенау:
— Баварии потребовалось пятьдесят лет, чтобы врасти в империю, и я постараюсь, чтобы Австрия имела для этих целей не менее восьмидесяти лет.
На самом же деле Австрия была просто-напросто присоединена к Германии, а команда Зейс-Инкварта через непродолжительное время была от политического руководства отстранена. Кальтенбруннеру тоже пришлось отойти на задний план. Правда, он стал высшим полицейским и эсэсовским чином Ос-тмарки — Восточной Австрии. По тем временам должность эта была весьма незначительной: при звучном титуле и форме Кальтенбруннер не имел почти никакого влияния. Ведь все полицейские службы — гестапо, уголовная полиция и служба безопасности — централизованно подчинялись соответствующим управлениям главного управления имперской безопасности в Берлине.