Фальшивомонетчики Третьего рейха. Операция «Бернхард»

То, о чем мне тогда поведал Шелленберг (встреча произошла в известнейшем ресторане Вены «Штадткруге», где обычно собирались бонзы), свидетельствовало об одной из самых необычных шпионских историй, которые когда-либо происходили. А суть ее заключалась в том, что Мойзиш сконтактировался с неким албанцем по имени Элиез Базна, являвшимся камердинером британского посла Натчбулл-Хагессена. Базна, получивший псевдоним «Цицерон», обзавелся ключом от сейфа своего шефа и стал фотографировать находившиеся в нем секретные документы. Таким образом, в руки Мойзиша попали доклады о прошедших совсем недавно Каирской и Тегеранской конференциях союзников с подробным изложением рассматривавшихся на них вопросов.

Однако Риббентроп не хотел верить, что речь в данном случае шла о подлинных документах, вероятно, потому, что их содержание не соответствовало его собственной концепции. Он делал ставку на разногласия союзников, поэтому сведения об обратном его не устраивали. Вместо того, чтобы радоваться полученной возможности ознакомления с планами противников, он прилагал все свои усилия, «доказывая», что Цицерон является агентом британской секретной службы, снабжающим немцев дезинформацией, чтобы сбить их с толку. Шелленберг с присущим всем разведчикам скепсисом и недоверием излагал мне аргументы в пользу теории Риббентропа, после чего тем не менее привел контраргументы, говорящие в пользу надежности Цицерона и подлинности представленных им документов, что было, по его мнению, более вероятным.

В принципе был лишь один подозрительный момент в поведении Цицерона, который надлежало проверить. Эксперты технического отдела нашего управления подвергали сомнению тот факт, что снимая документы с руки, как об этом рассказывал Цицерон, можно было получить столь резкие и аккуратные кадры. Этот скепсис подтверждался еще и тем обстоятельством, что на одном из снимков были видны пальцы фотографирующего человека. Цицерон объяснил это тем, что фотографировал будто бы одной рукой. Специалисты же считали, что это исключено, так как немецкой «Лейкой», которая была в распоряжении Цицерона, фотографировать одной рукой практически нельзя, да еще сверху вниз, когда объект фотографирования находился на столе или кресле. Шелленберг сделал из всего этого вывод, что у Цицерона, по всей видимости, был в посольстве еще какой-то помощник. Вопрос этот так и не был прояснен до конца, но предположение Шелленберга, несомненно, сбрасывать со счетов не стоит.

Шелленберг и Кальтенбруннер интересовались мотивами поступка албанца, не веря, что единственной его побудительной причиной были деньги. Пытаясь разобраться в этом с психологической точки зрения, они задавали различные вопросы Мойзишу, который затем ставил их, естественно, в осторожной и закамуфлированной форме Цицерону. Весьма интеллигентный и хитрый левантинец вскоре понял, что хотели бы услышать от него немцы, и придумал трагическую историю. Его горячо любимый отец был якобы застрелен на охоте неким англичанином, и вот он теперь хотел отомстить им за это. Хотя история была весьма примитивной, в Берлине ей поверили — все, кроме Риббентропа, который продолжал подвергать сомнению информацию, представляемую Цицероном.

Уже в то время имелся, однако, бесспорный аргумент, свидетельствовавший о надежности Цицерона, который состоял в том, что в одном из представленных им документов была названа дата первого намечавшегося налета авиации союзников на Софию, столицу Болгарии, действительно состоявшегося в указанный день. Вряд ли можно было полагать, что англичане вполне сознательно пошли на предоставление этой информации немцам, чтобы только подтвердить «надежность» Цицерона. Ведь при этом не была исключена опасность, что десятки британских летчиков были бы сбиты во время налета, если немецкие средства противовоздушной обороны смогли к нему соответственно подготовиться. Кроме того, Шелленберг привел еще несколько доказательств подлинности представлявшихся Цицероном материалов. Так, например, его информация о конференции союзников в Касабланке точно соответствовала данным, полученным нашей разведкой из других источников. Определенное недоверие к Цицерону все же сохранялось и было окончательно устранено только после войны на основании мемуаров и других публикаций о характере рассматривавшихся вопросов и принятых решений на различных конференциях союзников. Все это точно соответствовало сведениям, полученным немецкой разведкой от Цицерона в рассматриваемый нами период времени. Таким образом, он был все же немецким агентом, а не подставной уткой британской секретной службы.